открывать.
Я сидела на холодном полу и плакала… Зачем я пришла сюда?!
Потом этому извергу надоело шуметь, и он затих.
– Слышь, ты, Лизавета… – вдруг произнес он за дверью. – Выходи. Я больше не буду. Это на меня так, нашло.
– Ничего себе нашло! – закричала я, зарыдав в голос. – Ты же мне отец родной, как ты мог…
За дверью опять воцарилась тишина, а потом он сказал:
– Я не твой отец.
– Что?
– То что слышала. Я не твой отец.
– А кто вы?
– Разгадай загадку – я муж твоей матери, но я не твой отец…
В этом мире ничего не изменилось, но мне неожиданно стало так легко, что я сразу перестала плакать. И даже засмеялась.
– Отчим?
– Нет, и не отчим даже… Я тебе совсем никто.
Человек за дверью, похоже, окончательно образумился и теперь говорил усталым, скучным голосом. Интересно, обманывает или нет?
– А вы не ошибаетесь? – осторожно произнесла я.
– Нет.
– Но почему? Многие мужчины думают, что они не являются отцами, но на самом деле очень даже являются. Только полноценная генетическая экспертиза может подтвердить…
– К лешему экспертизу… – буркнул он. – Мы расстались с твоей матерью за два года до твоего рождения. Ну не могла же она два года ходить беременной!
– А почему же у меня отчество и фамилия ваши?
– Потому что официально развелись мы позже. Она записала тебя на меня…
– А почему вы ей это позволили?
– Я сначала ничего и не знал. Потом подумал – ну и ладно, алименты же с меня не требуют. Если б она с меня деньги требовала, я бы тогда, конечно, такое затеял…
– Мама не говорила мне об этом…
– А то ты не знала свою мамашу!
Сказанное было чистой правдой – я ее совершенно не знала. И вообще, похоже, этот Аркадий Елисеевич не врал – только моя мама могла довести человека так, что даже спустя тридцать лет он мог взбеситься от одного ее имени.
– Я выйду? – после некоторой паузы, осторожно спросила я.
– Выходи. Не век же тебе там сидеть!.. – крикнул он откуда-то издалека.
Я отодвинула щеколду и вышла. Аркадий Елисеевич Синицын уже сидел за кухонным столом и с интересом рассматривал початую бутылку водки.
– Вот, нашел, – буркнул он, не глядя на меня. – Ты не бойся, садись. Поговорим…
– Может, будет лучше…
– Да ничего не будет! – с досадой воскликнул он. – Ты, если подумать, тоже жертва. У меня к тебе никаких претензий…
– Чья жертва? – спросила я, недоверчиво усаживаясь на краешек табуретки.
– Ее, – произнес он с особым выражением, разливая водку по стопкам.
– Вы, я так понимаю, о моей маме говорите, – сказала я, невольно принюхиваясь к водке – пахло отвратительно. – Только напрасно вы так…
