вцеплялась зубами до чего только могла дотянуться. Они, наверное, решили, что немолодое тело Наи таких усилий не стоит: стоило мне только освободить руку, как я тут же драла их ногтями. Одному, очень надеюсь, смогла повредить глаз. Он взревел, ударил кулаком меня в лицо, потом воткнул нож мне под ключицу. Так меня и бросили – все равно умру от потери крови. А боль не имеет значения. Я смотрела в небо, затянутое дымом, и молилась после каждого женского крика, чтобы добрые духи леса вышли на эту лысую землю и подарили сестрам тишину.
Мимо кто-то прошел, а потом вернулся и сел на землю. Пусть попытается – у меня остались силы ровно для еще одного глаза. Но мужчина меня не трогал – просто сидел рядом, сложив руки на коленях, и смотрел вперед.
– Что расселся, сын вождя, успевай, пока я не остыла.
Он посмотрел на мое разодранное платье без любопытства. Улыбнулся в ответ на мою злую усмешку:
– Я не могу брать женщин, которых брали другие. Мои женщины должны быть самыми лучшими и нетронутыми.
– А ты брезглив, я посмотрю.
– Не брезглив, женщина. Это традиция. Чем больше прав, тем больше обязанностей.
– Бедный, бедный сын вождя, – хрипло смеялась я. – Скучно наблюдать, как резвятся без тебя?
– Они… – он задумался над ответом, – не резвятся. Это другое. Обратная сторона воинской доблести. Бесстрашие в бою равно бесконтрольности во всем остальном, потому воин сжигает дом врага, забирает вещи врага, берет женщину врага. Так устроен мир с начала времен. И я не тот, кто изменит установленный за тысячи лет порядок.
Все-таки Ная была очень сильной женщиной – жизнь никак не хотела оставлять ее, хотя головокружение ощущалось уже сильно.
– Звучит так, будто ты их осуждаешь, будто ты их лучше…
– Я не осуждаю. И я не лучше.
– Нет, сын вождя, ты хуже. Потому что именно ты позволяешь творить зверства. И сам называешь врагами тех, кто никогда тебе врагом не был. Варварское племя, которое сначала поглотит мир, а потом сожрет само себя.
– Не враги? Ты с минуты на минуту помереть должна, а рассуждаешь о политике. Хочешь, позову лекаря? Возможно, я ошибся, и легкое не пробито, тогда есть мизерный шанс тебя спасти.
Нет, пути назад не было – я это чувствовала. Да мне он и не нужен.
– Ничего я в политике не понимаю… Зато я со ста метров отличу тварь от человека. За гранью смерти тебя ждут злые духи, они отомстят за каждого.
– Это ваша вера, женщина, мы верим в другое.
У меня осталась еще горсть сарказма:
– И что же случается с такими хорошими людьми после смерти?
– Мы верим в перерождение. И может, потому не боимся смерти так, как вы.
– Тогда ты родишься одной из тех женщин, которые кричат под твоими солдатами.
– Возможно и такое. Кто знает? Но даже это лучше, чем уйти насовсем. Мир – прекрасное место, хоть сейчас ты со мной и не согласишься.
– Угадал,
