в свое удовольствие и на широкую ногу. Вместе с тем и как это, на первый взгляд, парадок- сально ни прозвучит, Градский был человеком по натуре своей крайне непритязательным. Что же сделало Герма- на Градского вот таким вот человеком? Человеком, живу- щим в достатке, человеком, грезившим миллионами и в то же время не склонным к излишествам, не склонным к роскошному образу жизни? Причина этому, как я пони- маю, была одна! Градский был человеком крайней азарт- ности. Он был ненасытен в своей жажде до азартных игр. Был ли он при этом человеком ответственным? С этим вот так вот с ходу трудно определиться. Что касается его работы, то, скорее всего, был, чем не был. Что же касает- ся всего остального, например все той же семьи, то здесь все зависело от того настроения, в котором он пребывал. Само же его настроение зачастую определялось тем, про- игрался ли он нынче в пух и прах в казино или же нет. Кроме всего прочего, Герман Градский страдал одной странной фобией. Герману Градскому, можно сказать, с детских лет доставляли невыносимые страдания звуки траурной мелодии похоронного марша. Первый раз в сво- ей жизни Герман услышал похоронный марш в возрасте шести лет, в тот самый год, когда переехал вместе с роди- телями в новый дом и справил там с ними новоселье. С этого времени он стал слышать похоронный марш чуть
ли не раз в неделю. Все дело в том, что одно из окон трех- комнатной квартиры, в которой юный Герман теперь про- живал вместе с родителями и двумя братьями, выходило на Гродненскую улицу, по которой в те годы в сторону Кунцевского кладбища шли скорбные процессии, одна за одной. Стоило только Гере услышать раздающиеся из-за окна тягучие звуки траурной мелодии, так его тут же бро- сало в дрожь и начинало подташнивать. Гера смертельно бледнел, а перед его глазами появлялись бесчисленные черные мурашки. Увидев перед глазами мурашки, юный Герман, не дожидаясь того, когда упадет в обморок, тут же сам падал на пол, закрывал ладонями уши, зажмури- вал глаза, сворачивался калачиком и так и лежал на полу до тех пор, пока звуки траурного похоронного марша не начнут отдаляться от него. Как только звуки похоронно- го марша смолкали, Гера открывал уши, осторожно под- ползал на коленях к окну, вставал к подоконнику во весь рост и, с опаской увидеть из окна очередного покойника в гробу, смотрел с испугом сквозь него в сторону Гроднен- ской улицы, где и видел хвост удаляющейся от него вниз по улице очередной скорбной процессии. Именно с этого времени, именно с возраста шести лет маленькому Гере и стали от случая к случаю мерещиться гробы и покойники. Кроме этого, он стал бояться скорой смерти своих родите- лей и высоты. Юному Гере казалось, что смерть их близка, неотвратима, и непременно не сегодня так завтра насту- пит. Он буквально сходил с ума, когда его мама станови- лась на подоконник и начинала намывать грязные окна тряпкой. Эти минуты – те минуты, когда мама, высунув- шись наружу из окна седьмого этажа, намывала окна, ста- новились для него невыносимой и ни с чем несравнимой пыткой. Намывая окна, мама изворачивалась так, что уму- дрялась стоять одной ногой на жестяном отливе, при этом чуть касаясь другой ногой подоконника. В такие момен- ты у Германа начинала кружиться голова, и ему казалось, что вот-вот мама оступится, поскользнется, не удержит- ся и полетит с истошным криком вниз головой. Чтобы не увидеть этого, Герман разворачивался к окну спиной, затаивался и старался не дышать до тех пор, пока мама не
вымоет окно и не соскочит после этого с подоконника на пол. Мама Германа имела привычку намывать окна в квар- тире каждый год и, как правило, весной, поэтому-то Гер- ман и недолюбливал весну. С годами Герман все больше и больше опасался за жизнь своих родителей, предчувствуя их скорую смерть. Можно было смело и без каких-либо натяжек считать Германа Градского натурой впечатли- тельной, склада ума мистического, страдающего, ко всему прочему, не только навязчивыми фобиями и комплекса- ми, но и свойственной многим горделивым и тщеславным натурам манией величия. Не трудно себе представить, что творилось в душе у Германа, когда его в возрасте десяти лет, уже после того, как приняли в пионеры, повезли вме- сте со всем классом в Мавзолей на Красной площади. Он смотрел с сосредоточенным выражением лица в сторо- ну резвящихся одноклассников и искренне недоумевал:
«Чему они так радуются? Ведь их же не в кино, не в цирк и не в зоопарк везут? Чего здесь хорошего на покойника в гробу смотреть? Как им всем не страшно?» В очереди к Мавзолею Герману пришлось стоять недолго, не больше часа. Но и этого времени ему вполне хватило для того, чтобы в самошном деле соприкоснуться с тенями и в пол- ной мере ощутить на себе дыхание загробного мира, все его, так сказать, прелести. Первые ведения стали посе- щать Германа еще в метро, когда поезд въехал в короткий тоннель, который начинался сразу после станции метро
«Кутузовская». Именно тогда Герман испугался замкнуто- го пространства и в первый раз от страха прикрыл глаза. Как только прикрыл глаза, так сразу и услышал под шум и стук колес траурную мелодию. Но вскоре поезд выехал из тоннеля, стало светло, и мелодия похоронного перестала доноситься до его ушей. Герман получил короткую пере- дышку и открыл глаза. Поезд остановился на станции метро «Студенческая», двери вагонов распахнулись, Гер- ман вздохнул и перевел дыхание. Двери вагонов захлоп- нулись, поезд
