чуть подвинувшись в кресле, коснулась шаловливыми пальчиками складок ткани, которые прикрывали заветное место мужчины, сидевшего напротив нее.
Тот вопросительно вскинул брови, но не отстранился от будоражащего прикосновения, а только шире раздвинул ноги.
Заметив столь явное поощрение, дама проворнее зашевелила пальчиками, норовя зацепить шнурки гульфика, и когда ей это не удалось, лицо ее приняло такое озабоченное выражение, что мужчина не выдержал и рассмеялся:
– О Цецилия, ты прелесть! Ты просто прелесть! Прошу тебя, продолжай.
Дама удвоила старания и скоро, издав короткий радостный вздох, зацепила витой золоченый шнурок, дернула за него – и выпустила на волю мужское естество, но не убрала ногу, а продолжала гладить и ласкать мужчину до тех пор, пока дыхание его не участилось и он не произнес голосом, в котором сквозило явное наслаждение:
– Обещай, что ты научишь ее делать так же!
Дама усмехнулась:
– Этому невозможно научить, Пьетро. Это или есть у женщины, или нет. Что ты будешь делать, если твоя красавица окажется не очень способной ученицей?
– Я буду дрессировать ее, как жонглер дрессирует свою собачку. Впрочем, одного раза мне будет достаточно, чтобы уяснить, на что она способна. Может быть, мне не захочется тратить на нее силы, и тогда…
– И тогда? – переспросила дама, затаив дыхание, но не переставая между тем трудиться над вздымающейся мужской плотью. – Что тогда, Пьетро?
– Тогда я попрошу тебя раздвинуть для меня свои хорошенькие…
– Хорошенькие – что? – бесстыже улыбнулась дама. – Ножки? Или губки?
– И то, и другое, – ответил мужчина. – О-ох, Цецилия! Зачем ты это делаешь, бога ради? Чего ты добиваешься? Ведь сегодня ночью я должен быть силен, как десять похотливых козлов, а ты вынуждаешь меня потратить силы заранее!
– Но мы ведь дадим девчонке вина, не так ли? – вкрадчиво промурлыкала дама, задирая свой тяжелый плащ так, что стало видно, какого цвета поросль внизу ее живота: черная, как смоль, и курчавая. – И ничего ведь не изменится, если с ней для начала побывает не десять, а девять похотливых козлов.
– И куда же денется десятый? – спросил мужчина, которого, по всему было видно, этот разговор возбуждал ничуть не меньше, чем распутные прикосновения.
– Вот сюда, – промурлыкала дама, показывая пальцем на кудрявое украшение своего животика. – Ну же, Пьетро! Или ты уже сделался стариком?! Да ведь еще полгода назад ты мог удовлетворить пятерых сестер подряд, а потом еще хватало сил для аббатисы!
– Просто я боюсь, что если начну с аббатисы, то уже не захочу касаться сестер! – захохотал мужчина, резко вскакивая с кресла. Меч его вызывающе торчал. – Ну, так что ты предпочитаешь раздвинуть, моя прелестная Цецилия?
Цецилия закинула ноги на подлокотники кресла с проворством, выдающим частую практику, и мужчина опустился на колени меж ее широко раздвинутых бедер.
–
