прегрешения, и всё также смотрю на тебя с любовью.
Опять не узнал. Посмотрел так, будто никогда меня не видел в жизни, а ведь я все его привычки знаю: и страсть к порядку, как он даже книги на полках по формату ставит, и что самые любимые, Монтень, например, у него в комнате, в которой его мать жила, пока жива была, стоит, и что он спички обгоревшие, когда он газ зажигает, не сразу выбрасывает, а когда одна конфорка горит, а ему вторую надо зажечь, то он эти слегка обгоревшие, не до половины, а совсем немного, использует, чтобы на вторую конфорку огонь перенести, а новую спичку на это дело не тратить. Вот такой он аккуратный, экономный, не любит лишнего тратить, не то, что я, я как раз люблю тратить, с шиком, с размахом, люблю чтобы раззуделась рука, размахнулось плечо, чтобы всё сжечь, всё потратить дочиста, ничего чтобы не осталось!
А когда он меня во второй раз не узнал, я даже не удивилась, после первого раза, после первых стоптанных башмаков железных, уже не так больно было. Одно тело – одни башмаки. Сносила железные башмаки, ничего не добилась, придётся с телом расставаться. Зато из семи пар железных башмаков две уже сносила, пять осталось, пять это уже не семь, в конце концов, да и сноровка появилась, если я первые башмаки два года таскала, чтобы их стоптать, то вторую пару за полгода сносила, но меньше невозможно, не получится, итак, если берём, предположим, по наиболее вероятному варианту: по полгода на пять пар башмаков, то получается два с половиной года, как раз любовный цикл переживётся и можно с чистого листа начинать.
Только теперь, после первой пары железных башмаков я уже знаю, как действовать. Во-первых, надо найти способ ухода, скажем так, помягче, чем самоубийство, и потом, строго говоря, это уже не самоубийство, вот в первый раз, когда я с крыши спрыгнула, это было самоубийство, потому что это была моя душа, моя жизнь, и моё тело, то после второй пары железных башмаков я уже избавлялась от чужого тела и мне было уже не так его жалко, и теперь я знала, как всё это происходит, это в первый раз я прыгнула и не знала, что будет, не знала, что моя сущность не захочет уходить, будет цепляться за этот мир, чтобы увидеть Его ещё раз, поговорить с ним, и это желание будет таким сильным, что моя душа, моя сущность, из разбитого тела ускользнёт и новое тело под свои цели приспособит. Вот тут-то мне и повезло. Не всем так везёт, что звёзды так удачно сошлись.
Что было бы, если бы не она мимо проходила, а какая-нибудь пенсионерка? Повезло мне. Она возвращалась счастливая, вероятно после удачного свидания, ей теперь было легко, только посмотрев на человека, узнать его сокровенные мысли и чувства, она шла в летнем платье на тонких бретельках, хорошо, что шаль была на худеньких, но при этом округлых и гладких плечах, шла, расталкивая, подталкивая тонкую шёлковую волнами лежащую вокруг колен ткань, и наклонилась надо мной, над моим телом, моим разбитым телом, на асфальте, зря она это сделала, зря. Надо было мимо идти, сделать вид, что она меня не видит, не замечает, мимо бежать. А она наклонилась над моим почти трупом, другой бы
