тело, вцепились в него, душа выбралась, и сердце моего трупа перестало биться.
Я стала ангелом с серыми глазами и длинной чёлкой.
В его теле я лежала в морге на кушетке, куда, как я понимаю, меня отволок медведь в белом халате, и слушала его причитания. Он гудел:
– Вот, наприсылают молодых ангелов, они и труп вскрыть нормально не могут!
Интересно: медведь, так же, как и я, называет этого юношу, у которого я украла тело, ангелом. Значит, действительно похож.
– И в обморок грохаются! Как ты будешь работать хирургом, если от первого же трупа сразу вянешь, как цветочек? – он ласково заглянул мне в лицо, а я лежала и думала, что первый же труп и забрал тело ангела, и я оказалась в теле юноши.
Если подумать, то сносить семь пар железных башмаков – это никакое не чудо, а вполне обычная вещь: твой любимый перестал тебя узнавать, то есть не узнаёт в тебе именно любимую, это обычная история, мильон таких!
Немного непривычно в мужском теле. У меня что, и пенис имеется?! Я потянулась к искомому органу. Точно. Есть!
Медведь заржал:
– Проверяешь? Да на месте. Всё на месте. Не беспокойся! Ты просто упал в обморок. «Как меня зовут?» – подумала я. Не знаю.
– Как меня зовут? – сейчас я могу делать всё, что хочу: медведь спишет любой мой косяк на результат обморока. Он улыбнулся:
– Александр.
– А фамилия?
– Пушкин, – заливается медведь.
– А Вас?
Медведь опешил. А что такого? Если я, допустим, забыл (а), как зовут меня, то почему я должен (а) помнить, как зовут его?!
– Вениамин Вениаминович меня зовут, сопля несчастная, Вен Веныч, короче, – и обиделся. Отвернулся. Сопит.
Ушёл. Возвращается: не выдержал и десяти минут, я лежу, привыкаю к мужскому телу. Подаёт мне литровую, не меньше, эмалированную кружку с чаем цвета дёгтя. Кружка похожа на детский горшок.
– Держи, – говорит Вен Веныч, простил значит.
Я села, приняла кружку обеими крупными белыми слегка волосатыми руками, как горячо! и заплакала, потому что не терплю нежности. Особенно трудно переносить её от людей типа Веныча.
– Ты что, Саня, ты что! – бормочет Веныч, тоже не переносит нежности, – не надо, родной. Не надо! Я никому не расскажу. Пей чай, Саня.
Я отставила кружку и обняла Веныча за шею, вот этого он не ожидал, он приложил к моей голове огромную ладонь, закрыв ухо, в голове сразу загудело, тот же эффект, что от морской раковины: шум моря, и прижал к не слишком чистому халату на груди, другой рукой похлопывает меня по спине:
– Что ты, Саня, что ты?! Всё хорошо.
Когда такой медведь шепчет, получается особенно трогательно. Реву.
* * *
Вен Веныч отвёл меня в общагу. Парни ржут, прикалываются надо мной, называя меня и друг друга каждый раз другими именами.
