с той стороны, – замечает она, быстро осмотрев дверь, и тут же теряет к ней всякий интерес.
Мне такая версия даже в голову не пришла. Вариант хороший. Тогда все ясно.
– Что «все» ясно? – передразниваю я сам себя. – Ничего не ясно.
Еще я понимаю, почему в пещере светло: тут тоже гнездятся светлячки. Так что если и умирать, то со светом. Хе-хе, как оптимистично…
– Плюнь на нее, – продолжает Лада. – Нет, не в прямом смысле! Тут нам не выйти, это ясно. Давай искать другой путь.
И мы начинаем искать выход. Или вход. Не важно.
Долго ползаем я и дикарка по полу и простукиваем стены. Обнаружить ничего не удается.
– И что теперь? – спрашиваю я Ладу, когда мы, утомленные бесплодными поисками, усаживаемся рядом посреди грота.
– Если выйти мы не можем, значит, будем ждать, когда за нами придут, – отвечает она. – Тогда дадим бой.
Не очень мне по душе этот план. Своего, впрочем, нет. Так что будем ждать.
Мы замолкаем. Лада дремлет или просто сидит с закрытыми глазами. Я гляжу на мерцающие брюшки рассевшихся под потолком светящихся жуков. В какой-то момент с отвращением понимаю, что оцениваю их с точки зрения съедобности. Желудок мой, который давно начал митинг под лозунгом: «Жрать! Жрать!», мгновенно стихает. От ужаса, наверное.
– Не ссы, – улыбаюсь я. – Пока совсем не оголодаю, конечно, к этой дряни не притронусь. Но если совсем скрутит… Почему нет. Правда, придется в темноте сидеть. Ну, ничего, потерпим.
«Молодец, молодец, находчивый парень, – отвечаю сам себе. – А когда светлячки кончатся, тогда что будешь есть? А?! Камни глодать начнешь? Или…»
– Или – что?
«Сам догадываешься. Вас тут двое. Это неспроста».
«Жрать!» – тихонько поддакивает желудок.
– Нет-нет-нет! – бледнею я.
«Почему “нет-нет-нет”? – тут же отвечаю сам себе. – А если в этом и состоит их план? Как… Как пауки в банке».
«Хорошая еда!» – снова вступает в беседу разговорчивый желудок.
Я теряю самообладание.
– Нас выпустят раньше! – кричу я, обхватив голову руками и затыкая уши.
А голос в моей голове с усмешкой отвечает:
«Не факт».
И самое ужасное, что я ничего не могу сам себе возразить. Да, да и еще раз да. Эти дикари сохранили мне жизнь не потому, что пощадили. О, нет! Они решили сделать мою смерть страшной, мучительной, лютой. Они прекрасно знают, что такое голод. И на что он толкает человека. Именно поэтому я и дикарка оказались в одном помещении.
– Ублюдки, за что?! Что, что, что я вам сделал? В чем я виноват?! – кричу я, кидаясь с разбегу на плотно запертую дверь.
Но железу все равно. Оно равнодушно отбрасывает меня обратно, даже не шелохнувшись.
Я падаю на пол.
Что-то странное происходит с моим рассудком.
В моей голове кто-то смеется. Он и раньше хихикал, дразнил, подначивал. Сейчас же
