Поэтому, несмотря на то, что он почти не разлагался, чего-либо осмысленного ждать от него было бесполезно.
И Йован утроил свои попытки получить информацию от Тука. Он рисовал на пыли кинжал, пытался объяснить и жестами, и с помощью любимых монахом деревяшек, но без толку. Хотя мертвец как будто понял, что от него чего-то хотят, ответить у него никак не получалось.
– Теперь я знаю, что чувствовала моя учительница математики, – вздохнул Йован, стирая носком ботинка очередной рисунок.
Он пытался исследовать пещеру самостоятельно, – к счастью, мертвецы позволяли ему свободно передвигаться во все стороны за исключением выхода – заглянул во все проходы, но обнаружил такой разветвлённый лабиринт, что выйти оттуда живым представлялось почти невозможным.
– Иди, сынок, к зомбакам, жри дохлого оленя без соли, найди кинжал, который мы продолбали, – ворчал он, передразнивая голос Шерифа, – а мы посидим, подождём…
Робин Гуд оказался довольно болтлив. Он пропадал всю ночь, а возвращаясь утром, превращал свой колдовской костёр в нормальный, позволяя пленнику приготовить мясо. Через пару часов он ложился и спал до вечера, но этих двух часов хватало, чтобы довести Йована до нервного тика.
Он рассказывал истории про времена, когда ещё не попал под заклятие Марион, приписывая себе невероятные деяния: от основания тайного ордена до подмены короля.
О своих подручных, которых не было на свете уже семьсот лет, он говорил с гордостью, если не с восхищением, и Йовану даже казалось, что он по-своему любил их, насколько вообще мог любить подобный человек. А вот в том, что бандиты обожали и чуть ли не боготворили своего главаря, сомневаться не приходилось. Похоже, раньше он обладал большой харизмой и с лёгкостью мог расположить людей к себе. Правда, за семь веков, проведённые в одиночестве, эти качества несколько притупились.
«Ну так, самую малость», – думал Йован, пытаясь незаметно заткнуть уши.
Если верить словам Робина, в лучшие времена его шайка насчитывала около сотни человек. Но обратить он успел лишь шестерых, из которых лишь половина при жизни пользовалась его расположением. Чувствовалось, что даже к своим мертвецам он относится по-разному: если Тук и Алан были для него не более чем бездушными прислужниками, то с остальными, особенно с громилой, он обращался с заметной теплотой.
Первым обращённым стал Уилл, который, как и рассказывал Шериф, был убит в пылу ссоры. Робин, то ли испытывая муки совести, то ли решив поэкспериментировать, воскресил его в тот же вечер, благо луна оказалась в нужном созвездии. И хотя со временем он разлагался всё больше и больше, Гуд решил, что мёртвые соратники куда полезнее живых и объявил ближайшим друзьям о своём намерении постепенно превратить всех в нежить. Конечно, не все приняли эту идею с восторгом, но тем не менее, дело продолжилось. Лучший друг Робина, Маленький Джон, сам вызвался стать вторым его мёртвым соратником, и уже спустя несколько месяцев щеголял трупными пятнами
