губами красными пьют туман, ртуть венообразной реки ужом вьётся, лягу в ванну слов, вот чернильный кран и буду верить, что завтра сознание не вернётся
занавес в этом городе сезонное понятие, а не суточное аплодисменты актрисам выдают объективирующей рекламой летом и осенью декорации суетные и сутолочные разнообразие ролей оборачивается нормативной бинарненькой панорамой
суфлёрка засыпает на репликах с критикой в результате со сцены льётся елей «прогресса» на злополучном акте с обысками и митингом единственный зритель уходит, чтобы избежать стресса
этот город полон бетонных карманов с кукольными людьми, сома выдается им в кофейнях за чаевые вежливости спросишь: а мы? я спрошу: кто «Мы»? билетёрки, операторки света – реквизит, исторгнутый из промежности?..
нашу роспись под репертуаром подделали мы думали нас удочерила планета, на деле же – сценарист город засыпает. асфальтные веки становятся тёмно-серыми наберись смелости. сожги, скомкав, последний лист
бусинами слова нанизывай, упрощай забрасывай табаком за бумажный ворот растворяй сахаром, добавляя в чай проложи маршрут через спящий город
ветки все, что зимою истощены, все буквы кириллицы – хворостом собери брось на сырую землю холода-тишины искрою будет «я» – так что ты жги, жги,
вязкой смолы помадой спрячь на губах слова грузностью снегопада урони их, давно пора
сдай как сдают кровь агонизирующим из-за молчанья выпусти как рыбаки улов слова из своего сознания
утопи, расплети, раздай пожертвуй на цвет зари со мной только – пообещай – никогда больше не говори.
Гладко выбритая луна как солдатская голова повесилась у меня за окном
сгнил фундамент, просел дом люди – это теперь тела город – безутешная мать-вдова
где на глине волос моих седина? Где шрам крика горести вместо рта или самосожжение с манифестом?..
я мечусь в клетке и нет мне места ни среди трупов, ни среди живых разве флаги и паспорта спасают от ножевых?
каждое утро с войной— это удар под дых «это на пару месяцев», «до зимы пройдёт» – говорили мы, не ведая, что грядёт
слова «танк», «автомат» или «миномёт» теперь торчат осколками в голове, нет реальнее их. во сне
я опознаю тела – и все мне нужно нести в морг это так я должна оплатить долг
государствам, которые ведут торг жизнями животных и людей площадями рек, деревьев, полей?
дай мне покоя. или налей крепкого беззаботного забытья потому что ещё одно утро я не умещу в себя.
Бессонница – это маленькая смерть, дорогая, послушай: слова разбегаются, как тараканы от света, мотыльки слетаются на этот же свет голос один говорит – будет только хуже, голос два повторяет, что лучше будет, но в конце каждого жеста – ощущение, что проебался момент
молнию можно застегнуть, уже находясь внутри гроба. можно кричать из урны прахом, но разве её разобьёшь?..
