«Так, значит, ты все-таки «брил»?»
Э нет, больше ни слова. Не забывай: язык мой – враг мой. Молчание – золото.
На этом аэродроме я обычно спал в развале блоков мотора. Закутаюсь в чехлы, суну ноги в туннель водомаслорадиатора, где долго сохранялось тепло, и посапываю себе. Но в этот вечер место ночлега пришлось сменить. Кругом копошится техсостав. При свете фонариков они латали дыры. Старший техник эскадрильи Растихин опробует мотор. Трудяги пыхтят, стараются быстрее подготовить машину. Завтра с утра снова предстоит напряженная боевая работа.
Во второй половине августа и в сентябре стояла хорошая летная погода. Редко, когда шел дождь. С рассвета и до темноты мы летали на задания. За эти полтора месяца ребята приобрели боевой опыт. По сравнению с первыми днями значительно снизились потери. За время нахождения на этом аэродроме у нас в эскадрилье не вернулся с задания только Коля Лукин. Ребята из группы, в которой он летел, видели его посадку в лесу на территории противника. Зенитного огня не было, не видели они и истребителей. Вероятно, отказал двигатель.
На самолете отсутствовал передатчик, поэтому о судьбе экипажа ничего не было известно. Так я остался без командира звена. Переживал за бывшего однокашника по аэроклубу и авиашколе, выдвиженца по службе. Хоть он и донимал меня своим «я» и всякими поучениями, но я не обижался, так как хорошо его знал. Не понимал только, чем он понравился Сеничкину, который представил его на выдвижение. Разве только тем, что в авиашколу он пришел членом партии. Правда, неясно, где и когда он в нее вступил. Мы были ровесниками и в авиашколу попали на восемнадцатом году жизни.
Оставшись без ведущего, я стал как бы резервным ведомым. С кем только не приходилось летать в паре. Заметив, что я неплохо хожу в строю и всегда держу свое место, меня чаще стали брать в напарники ведущие групп. Редкий вылет, чтобы я не шел с Хромовым, Сухих или Богдановым. У каждого ведущего, образно говоря, была своя «походка», но я к ним приноровился. Знал сильные и слабые стороны каждого. Полеты с разными ведущими стали для меня своеобразной школой. Хорошо видел и чувствовал их положительные и отрицательные качества.
По тому, как они ведут себя в полете, мог определить – правильно ли идут по маршруту, найдут цель или будут метаться в ее поисках, как будут преодолевать зону зенитного огня и обороняться от истребителей, как будут собирать группу при уходе от цели и тому подобное. Присматриваясь ко всему, накапливал боевой опыт и критически его осмысливал: как бы я поступил в подобной обстановке, если бы сам был ведущим. Незаметно для себя втянулся в боевую работу настолько, что полеты на задания стали казаться обычной работой. Чувство опасности притупилось. Не думал, что к этому можно привыкнуть. Не испытывал страха погибнуть. Считал: если что-то случится, то так тому и быть. Это война, и гибель людей на ней неизбежна. Для того она и ведется, чтобы убивать людей, а выжить доведется тому, кому это на роду написано. У каждого своя судьба.
