под сердцем. Но, какие бы думы ни вкладывало тебе в голову мое воображение, я твердо знаю лишь правду твоих поступков. Ты не сломал о колено царского посоха, не отшвырнул прочь его обломков. Не закричал Менелаю, что тот не вправе просить тебя принести в жертву дочь, когда сам не желает пожертвовать даже прелестями изменницы, потаскухи, бежавшей с его брачного ложа. Не посмеялся над Калхантом, не велел ему попросить о чем-то другом.
Ты крепко стиснул в руке царский посох и залпом выпил вино.
Как много я потеряла! Слова. Память. Чувства… Только сейчас, на пороге смерти (а может, уже переступив его), и начала приходить в себя.
И все это – дело твоих рук, отец. Твоих рук, твоей воли. Ты вместе с этой богиней развеял меня, но забыть обо мне я тебе не позволю.
Плечи твердо, настойчиво стиснули руки матери. Встревоженно сдвинув брови, она склонилась ко мне.
Мать со своими рабынями отыскала меня подле фрески, изображавшей детей за игрой во дворе. Съежившись, сжавшись, тянула я руку к самой маленькой из детских фигурок, в помрачении чувств принимая ее за Ореста. Рабыни таращились на меня с опаской, особыми знаками отгоняя безумие.
– Должно быть, это был сон, – предположила я в оправдание странности, словно бы облепившей меня с головы до ног.
– Надо со жрецом посоветоваться, – сказала Клитемнестра, подхватывая меня под локоть. – Встать сможешь? У меня имеются новости.
Я робко шагнула вперед. Подошва мягко коснулась пола, но я его больше не чувствовала.
– Хорошо, – одобрила мать. – Здоровье тебе очень понадобится.
С этими словами она погладила меня по щеке, с неожиданной сентиментальностью окинула взглядом черты моего лица, будто стараясь получше запечатлеть его в памяти.
– Что с тобой? – удивилась я.
– Прости. Просто захотелось взглянуть на тебя повнимательнее, – пояснила мать, опуская руку. – Твой отец призывает нас в Авлиду. Сам Ахиллес желает взять тебя в жены!
Слово «жена» я помнила, но… Авлида? Ахиллес?
– Кто? – переспросила я.
– Ахиллес! – повторила Клитемнестра. – И мы отправляемся в Авлиду сегодня же, после обеда.
Тут я взглянула в знакомые глубины материнских глаз. Зрачки ее были темны, как ночные воды, но радужки исчезли без следа. Ни окрашены, ни белы… просто исчезли.
«Зеленые, – на миг промелькнуло в памяти. – Глаза матери зелены, как весенние листья». Но, уцепившись за эту мысль, я не сумела вспомнить, как выглядит этот «зеленый».
– Куда мы отправляемся? – спросила я.
– Тебя ждет свадьба, сердце мое, – ответила мать. – Все меняется в один миг, не так ли? Сегодня твоя дочь – девчонка, а завтра – взрослая женщина. Сегодня твоя семья вместе, а завтра начнется война, и все выступают в поход. Но так уж в жизни заведено. Покой, равновесие – и вдруг перемены. А после, не успеешь привыкнуть к новому равновесию, жизнь снова меняется, и нам остается
