следующий момент в небольшой прихожей стало тесно, потому что дверь ванной комнаты распахнулась, выпуская хозяина квартиры.
Началась сцена «Те же и Говоров». И без того габаритный, высокий и плечистый, в пушистом махровом купальном халате Никита сделался еще более объемным и притом энергично работал локтями – вытирал голову полотенцем, так что места на сцене совсем не осталось.
Я сделала шаг назад.
– Милая, где…
И тут Никита увидел меня.
Вообще-то это было смешно.
Говоров замер в нелепой позе – с руками на голове. Обрамленное влажным темно-синим полотенцем лицо его отчетливо побледнело и вытянулось.
Взгляд стрельнул на мымру, потом на меня.
– Лена, – беспомощно промямлил этот подлый предатель, – это не то, что ты думаешь…
Боже, как пошло! Как банально и глупо! Текст этой пьесы явно писал не Шекспир.
– Вот только не надо оправдываться, – с усилием проглотив не то всхлип, не то нервный смешок, попросила я и еще попятилась.
– Лена, стой!
Ну уж нет!
Сразу за порогом я резко развернулась и во всю прыть припустила вниз по лестнице.
– Елена!
Гудели перила, задетые сумкой на моем боку, грохотали умноженные эхом шаги, и голос свыше ревел сердито:
– Стой, я сказал!
Ага, сейчас.
Я вынеслась из подъезда, едва не сбив какую-то бабку с маленькой жирной собачкой.
– Тьфу, психическая! – обругала она меня, своевременным рывком уведя от столкновения мопса на поводке.
Песик усвистел в сугроб, металлическая дверь грохнула, я добежала до своей машины и даже двигатель прогревать не стала – рванула с места, как стритрейсер.
Пока доехала до дома, шесть раз звонил телефон. Первые три раза – часто, с интервалом в минуту, не больше. Потом через пять минут. Через десять. Через пятнадцать…
Уже в своем дворе, припарковавшись и заглушив мотор, я взяла мобильный и, игнорируя насыпавшиеся эсэмэски, заблокировала контакт «Никита Говоров» и удалила всю историю сообщений.
По лестнице поднималась, как старушка. Ноги отяжелели и еле шли.
Это потому что разбитое сердце упало в пятки, что ли?
– А что… – Натка при виде меня переменилась в лице и просыпала сахар мимо чашки.
C ней еще происходили такие мелкие катастрофы – руку-то она поранила правую, рабочую, – но случались они все реже. Сестра на удивление ответственно подошла к необходимости восстановиться как можно скорее и не ленилась разрабатывать руку.
Взрослеет, однако.
Еще недавно, пользуясь случаем, сидела бы у меня на шее до упора, а теперь вот проявляет самостоятельность. Ужин сама готовит, а я думала пельмени лепить…
Эх, никому-то я не нужна…
– Лен, что случилось?
– Ничего! – рявкнула
