повадками и темной радужкой? Видел бы ты киргизок с раскосыми охряными глазами!
– Совсем офигел, а круглые губки казашек? Подожди еще, тебя ждут опушенные ротики крымских татарок.
– Тащишься от сладострастных таджичек с оливковой кожей? Ты давай приласкай туркменок с мелкими, благоухающими корицей грудками.
Меня командировали в женские заповедники. Каждая следующая моя находка оказывалась еще строптивее предыдущих, и, увы, в отдельных затерянных регионах бывшего СССР ближайшая соседка живет довольно далеко: приходится трястись в ледяном поезде или лететь на ржавом самолете. Это был вечный поиск, но не Грааля, а нимфы. Можно ли вообще чем-то удовлетвориться? Стоило мне сфотографировать бедную крестьянку, до отвращения безупречную, как мне рассказывали о забытой богом деревне, где доярка родила принцессу, потом о затерянном крае, где на реке живет русалка, или о грязном дворике в самой glubinka, где фея в кроссовках блистает в гуще проспиртованных мужиков. А на борту древнего “Ту-134” авиакомпании “Сибирь”, который явно собирался развалиться на части между Днепропетровском и Днепродзержинском,
Мне выдала посадочный талон
Спящая красавица или ее клон.
13
Припоминаю, что на пути в Нижний Новгород я уснул в поезде бутылочного цвета, разрезавшем заснеженную землю на две гигантские половинки кокосового торта. Вагоны катили между рядами мертвых тополей, которые возродятся к весне, – деревья, по примеру Христа, воскресают каждый год. Как вы знаете, batiushka, на берегах Волги возвышаются едва ли не самые красивые соборы в стиле московского барокко (Михайло-Архангельский, Спасо-Преображенский, церковь Рождества и Благовещенский монастырь); зимой их купола похожи на безе. Когда пересекаешь реку, они маячат вдалеке, словно роскошные десерты на подносе официанта в противоположном конце ресторанного зала. Еще в детстве, в По, тоскуя за семейным обедом, я грезил о “плавучем острове”[18], который казался мне вожделенной экзотикой. Но когда я бороздил местные бары в поисках сексуального апофеоза с блестками на губах, клянусь вам, я забывал свою беарнскую юность. Прибыв на вокзал Нижнего, я смотрел, как дождь поливает гигантскую статую Ленина – народу явно было влом стаскивать его с пьедестала, ибо “Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить”; вокруг “Макдоналдса”, как на всех французских вокзалах, под мелкой промозглой моросью теснились порно-киношки, и я тут же кинулся покупать обратный билет. Я рискнул бы улететь отсюда даже на старом “Ане”, сваренном горелкой и заклеенном кусочками скотча, или на “Ту” со сломанным носом, – точно такой же недавно разбился в Томске, отправив в нокаут сто три пассажира. Мне было не до жиру. Но тут я увидел Таню и остался. Ради нее я бы сел во все раздолбанные “жигули” Поволжья.
Я вам расскажу одну историю, из которой следует, что чем дольше запрещаешь себе
“Плавучий остров” – десерт из взбитых белков, плавающих в ванильном соусе.
