xmlns:fb="http://www.gribuser.ru/xml/fictionbook/2.0" xmlns:fo="http://www.w3.org/1999/XSL/Format" xlink:href="#n_18" type="note">[18], возникший в середине января.
Через неделю после прибытия в Харьков лечение внезапно стало давать резкие побочные эффекты: появились головокружение, тошнота, рвота… Вдобавок ко всему резко упало содержание лейкоцитов в крови – началась лейкопения. Врач, недолго думая, приписал этот эффект усиленному применению стрептоцида и тут же прекратил его выдачу. Головокружение, тошнота, рвота и понос прошли. Но теперь Ганс ходил вялый и бледный, чувствуя себя при этом как выжатый лимон. Рана заживала медленно, хотя гноя почти не было. Создавалось ощущение, что иммунитет, беспощадно и эффективно давивший на корню любые инфекции и простуды в суровых фронтовых условиях, попав в тепличные условия стационарного госпиталя, несколько растерялся и взял тайм-аут.
Поскольку выздоровление откладывалось, а поток вновь поступающих раненых не прекращался, то госпитальное начальство вполне логично решило перевести Ганса подальше в тыл, освободив место в прифронтовом госпитале для новых пациентов. Дополнительным основанием для перевода послужило также и нестандартное протекание болезни, которое связывалось врачами с использованием нового и еще не до конца изученного вида стрептоцида. Поэтому решено было не просто отправить необычного больного подальше в тыл, а определить его в одну из университетских клиник для дополнительного изучения обстоятельств и последствий применения передового препарата. Таким вот образом 22 января 1942 года оберштурмфюрера Нойнера отправили в Германию для дальнейшего излечения.
Оставив заснеженный Харьков, Ганс с санитарным конвоем добрался до Днепропетровска, а уже оттуда двинулся поездом. Его путь пролегал через Львов, Краков и Бреслау, завершившись в Дрездене – одном из красивейших городов Германии. Столицу Саксонии в те времена недаром называли «немецкой Флоренцией» – ценитель прекрасного нашел бы там немало поводов для восторгов. Однако погруженный в апатию Нойнер остался полностью равнодушным к красотам города на Эльбе. Даже возвращение на родину после более чем годичного отсутствия его практически не взволновало.
Всю дорогу в санитарном поезде Ганс проспал, практически не вставая с полки. Этим же он занимался и после помещения в дрезденскую больницу. Просыпаться и вставать не хотелось. Совсем. Организм словно впал в зимнюю спячку и категорически не хотел из нее выходить. Именно овладевшее оберштурмфюрером безразличие ко всему и общий упадок сил, по мнению университетских врачей, являлись главными причинами затянувшейся болезни.
Однако все в жизни когда-то заканчивается. Закончился и внезапно овладевший Гансом приступ хандры. Этот перелом в его настроении случился внезапно, но, как и все в этом мире, имел под собой вполне логичную причину. Даже две.
Первой из них был новый сосед по палате – артиллерийский оберлейтенант Бенедикт Недамански. Когда пасмурным февральским днем его привезли в палату
