вокруг, словно водят хоровод.
Этот хоровод тронулся с места, закружил – Анюта, сама того не зная, воображаемым кругом и соответствующим ему движением ладони над монетами ввела себя в транс. Потом руки принялись растирать друг дружку. Между ладонями возник жар. И пальцы пустились в самостоятельное плаванье над монетами. Они сами, без подсказки головы, схватили столбик двухевриков и конус из других монет. Живое тепло ладоней и загадочное тепло денег должны были встретиться.
Голова была пуста. Левая рука, в которой еврики, повернулась ладонью вверх, несколько монет соскользнуло на стол. Правая выронила конус, он рассыпался, и правая подобрала большой старинный талер.
Монеты нельзя было выпускать на свободу, их следовало замкнуть в кулаки и довести их тепло до предела. Анюта стала бить кулаками об стол – все скорее, пока жар не стал опасным. Тогда она со стоном отбросила монеты.
Но ровно за полмига до того, как они улетели, Анюта пришла в себя и осознала движение кистей, при котором кулачки резко раскрываются и дают своей горячей добыче сильный толчок.
Почувствовала она также, когда попыталась встать, головокружение и сильное сердцебиение. Нужно было посидеть и успокоиться.
– Идем, – сказал дядя Боря. – Возьми у девочек какие-нибудь таблетки от головной боли и от давления, что ли. Нужно привести Анечку в порядок. И хвалить, хвалить!
Анюта все же имела какую-то хитрость. Этой хитрости хватило, чтобы соврать: в большой старинной монете есть что-то этакое, тепло, что ли, а в двухевриках – ничего особенного, и они были брошены на пол непонятно почему.
– Но ты же их взяла, Анечка? Взяла?
– Просто так, Борис Семенович. Они новенькие, блестящие… и вообще валюта…
– Ладно, возьми себе пару евриков на счастье, – позволил дядя Боря.
Анюту дважды просить не пришлось.
Дома она, повозившись с Феденькой и уложив сыночка, полезла в духовку – прибавить к четырнадцати монетам еще три. Пестрая листовка, в которую Анюта завернула столбик монет, сама собой в сковородке развернулась. Анюта выгребла деньги на кухонный стол, прибавила сегодняшнюю добычу и пересчитала. Получилось девятнадцать.
Анюта задумалась – как так? Самый простой ответ был – тогда Леся дала ей не четырнадцать монет, а шестнадцать. Очевидно, нужно было при встрече отдать Лесе два двухеврика. Анюта отложила их в сторонку и задумалась. Семнадцать монет – ни то ни се. А девятнадцать – это почти двадцать. И она решила – если Леся вспомнит, нужно будет отдать. Но если не вспомнит – промолчать. Потом раздобыть еще один двухеврик – получится двадцать монет, сорок евро. Это уже не хухры-мухры, это валюта!
Глава четвертая
Лео и Кречет сидели на палубе речного трамвайчика, поставленного на вечный прикол возле каменных ступеней, ведущих к реке. Это был дальний конец Октябрьской набережной, уже за Октябрьским мостом. Более двадцати лет назад речной трамвайчик преобразили в модный ресторан.
