изобразил широкую улыбку ничего не понимающего человека:
– Навах, о чем ты?
– Почему меня притащили сюда?! Почему среди сотен специалистов по Вандерерам выбрали именно меня, к Вандерерам никакого отношения не имеющего?! Почему в экспедиции оказалась еще и она?!
– Кто она?! – заорал Планета. – Ты вообще в своем уме?! Возьми себя в руки! Мальчишка!
Навах повернул кулак так, чтобы ткань еще больше натянулась, глубже впиваясь в горло Планеты. Планета побагровел, захрипел. Навах приблизил к нему лицо и жутко осклабился, точно изготовившись вцепиться зубами в пористый потный нос. Планета дернулся, Навах отлетел и упал на спину. Но тут же вскочил, чтобы оказаться в жестких объятиях Планеты.
– Успокойся, только успокойся, – прошептал ему на ухо Планета. – Мы сейчас с тобой оба успокоимся и поговорим. Мы будем спокойны, как два носорога, договорились?
– Мы будем спокойны, как два носорога, – подтвердил Навах и обмяк.
Планета разжал руки и отступил.
– Ты чертовски шустр, мой мальчик. И чертовски догадлив.
– Что вы хотите сказать?
– Добро пожаловать домой, мой мальчик.
Навах упал на колени, зажал уши руками и жутко закричал.
– Ее здесь нет, – Шакти продолжала ощупывать сложенную грудой амуницию. – Почему-то ее здесь нет…
Сворден Ферц не мог обернуться, потому что перед ним стояло давешнее собакообразное и насуплено взирало на него исподлобья. Не шевельнуться под пристальным взглядом выпученных глаз.
Зверь изготовился к прыжку. Это чувствовалось по взбухшим мышцам и странному покачиванию тела. Иногда кошки совершают подобные движения, прежде чем взмыть в воздух и обрушиться на добычу.
И еще очень мешала похожесть твари на собаку. Даже огромная голова, светящиеся глаза с тарелку и многочисленные зубы, как у акулы, не могли ослабить сбивающее с толку ощущения, будто перед ним стоит пусть и уродливый, но все-таки пес – из славного рода псовых, что когда-то, очень давно, сопровождали человека, служили человеку, делили с ним кров и пищу, прежде чем загадочно исчезнуть, бросить бывших хозяев во имя свободы леса, из которого они когда-то явились к первобытному костру за куском мяса в обмен на службу.
Малейшее движение, и нить ожидания оборвется, взведенные пружины мышц вытолкнут массивное тело с несуразно огромной башкой, сотни зубов вопьются в тело, кромсая и разрывая на куски, а он, обездвиженный и анестезированный болевым шоком сможет лишь наблюдать за кровавой трапезой чудовищной твари.
Как нередко бывает в моменты истончения жизни, когда вдруг начинает приоткрываться последняя дверь, ведущая в смертельное ничто, даже самому мужественному разум услужливо подкидывает успокаивающие ощущения нереальности, вычурной театральности, нелепой клоунады, которые будто бы и есть подлинное содержание происходящего. И тогда хочется, преодолев боль, добродушно улыбнуться, протянуть руку врагу своему,
