Ферц вцепился ногтями в гладкую крышку ящика и сдвинул ее в сторону. В аккуратных гнездах покоились продолговатые предметы, на вид сделанные из грубого, необработанного металла. Каждый имел собственную маркировку – расплывчатый значок, более похожий на язву ржавчины, начавшей поедать непонятные штуковины.
– Осторожнее! – каркнул Планета, но не обращая на него внимания, Сворден Ферц ухватился за одну из них и потянул из гнезда. Она оказалась невероятно тяжелой и какой-то неустойчивой, словно внутри имелась пустота, где переливалась ртуть. Вслед за штуковиной потянулись розовые волосинки, которыми она крепилась в выемке.
Сворден Ферц хотел поднять выскальзываюший из пальцев зажигатель повыше, но Планета перехватил его запястье:
– Не стоит.
Сворден Ферц посмотрел ему в глаза, и откуда-то пришло совершенно ясное понимание – да, не стоит.
– Для чего они нужны?
Убедившись, что предмет возвращен на место, Планета тяжело затянулся:
– Никто толком не знает. Но каждый из ублюдков помечен соответствующим знаком – один на зажигателе, другой на теле. По баклашке на ублюдка. По ублюдку на баклашку. И еще… Между ними имеется связь. У баклашки и ублюдка идентичные ментососкобы.
– Как такое возможно?!
– Наверное тот, кому первому в голову пришла идея засунуть этот дурацкий предмет в ментососкоб, тронулся умом… Причем дважды. Первый раз – задумав произвести такой эксперимент, а второй – убедившись, что оказался прав, – Планета тяжело закашлял, но Свордену пришла в голову мысль, что таким образом тот пытается скрыть истерический смех. – Представляешь? Решить прослушать сердце у мертвой деревяшки и обнаружить, что оно действительно бьется!
– Что же это? – растерянно спросил Сворден Ферц.
– Наверное, душа, – пожал плечами Планета. – Очень, кстати, удобно, не находишь? Тело отдельно, душа отдельно. А совесть вообще непонятно где…
Воздух содрогнулся, вспучился и как-то неловко, даже нехотя подхватил Свордена Ферца и уложил его на спину. Вроде бы ничего не произошло, ни боли, ни ноющего неудобства, какое обычно возникает при попадании под удар, но сил и желания шевелиться не возникало. Лишь одинокая мысль навязчиво жужжала в опустевшей голове: “Как же меня так…” И еще – обида за пропущенный “поворот вниз” – прием простой, классический, особенно если его проводит настоящий профессионал. А провел его даже не профессионал, а мастер экстра-класса, нанеся удар из такой позиции, из какой его вроде бы невозможно нанести.
Планета устоял. Он успел сделать крохотное движение и увернуться от атаки. Хотя по асматическому дыханию чувствовалось – уход дался ему тяжко, очень тяжко. Руки висели плетьми, массивная голова склонилась, плечи сгорбились. Лишь пальцы крепко удерживали пистолет.
– Я все слышал, – предупредил Навах и вытер кровь с подбородка. – Отныне я сам буду решать – что мне делать и как жить.
– Не будь патетичным,
