не способна выбирать свои инстинкты, так и мысль, наверное, не может распознать себя, и вынуждена говорить о своей возвышенности и познавать только то, что ниже ее на шкале развития. Мы следуем запретам природы, наивно полагая, что причина в ином, утверждаем собственную идеальность и мало того, распространяем ее окрест.
То жалкое состояние, в котором мы в данном случае находимся, говорит не столько о нашем хитроумии, сколько о глубоком заблуждении, в которое мы порой погружаемся, и о действительной глубине явления, которое скрывается в этой нашей способности.
Мы привыкли считать себя владыками природы. Живое и мертвое на Земле повинуется нашей воле. И полагая разум причиной нашего взлета, мы абсолютизируем его, возвышаем над всем, что есть, считаем его немеркнущей и неизбывной стороной действительности и делим мир на дух и вещество, распространяя сознание на камни, растения и всю Вселенную, полностью уподобляясь в этом нашим предкам. Однако распространение этих свойств на нижележащие структуры вещества, как бы мы ни обманывали себя, есть очередная форма богоискательства и не к лицу естествознанию. Это – что касается заблуждения.
В то же время дух наш есть явление, действительная глубина которого нами не раскрыта. И в свете вечного развития вряд ли когда-нибудь будет раскрыта до конца. За те две тысячи лет, что мы стараемся себя понять, единственным нашим достижением явилось признание первопричины материи и вторичности духа для одной половины человечества, в то время как половина вторая осталась при прежнем противоположном мнении. Но каждая из них по-своему и права, и не права – и вот почему.
В минувшие века вопросом жизни и смерти нередко был вопрос о первопричине мира. «В начале было слово» – твердили церкви всех мастей. Бог создал этот мир и бог испытывает нас – своих детей, чтобы приблизить праведных к себе. Гремели войны из-за разночтения псалтырей, горели костры, пожирая еретиков, усомнившихся в божьем провидении. Еще сто лет назад среди философов горели жаркие споры о причине бытия – дух или материя были в его основе. Практическое естествознание негласно согласилось с тем, что материя первична, а сознание вторично. И только сейчас все более ощутимым становится тот факт, что сознание, порожденное материей, этой материей в пределах человеческого мира управляет. Наши дома и автомобили, наши компьютеры и системы канализации, само естествознание, которое мы постоянно упоминаем, – все это плоды первоначально нашего ума, а потом уже и рук. Мы сначала придумываем, а потом создаем в натуре – корабли, самолеты, дома, научные откровения. Мы творцы собственного мира в мире природы, и творит этот мир наш дух.
Получается, что богоискатели были правы в том, что в человеческом мире «в начале было слово». Единственное, что они делали неверно: свою способность по созданию собственного мира они перенесли на бога, полагая, что также волей слов был сотворен весь остальной окружающий их мир и сотворен,
