к коже колкие снежинки и уставилась на письмена, ровными строчками покрывающие льдисто-серебряные плиты.
Иногда я выбираю ее, иногда – она меня, но…
Это я иду по Дороге.
Я выпрямилась и сделала шаг по узорчатой вязи. Я иду туда, где смогу обрести защитника, оставив позади тепло очага и дом, которым стала Одинокая Башня. Я иду, чтобы раз и навсегда избавиться от страха перед накатывающей с востока тьмой. Чтобы Сумерки не шептались у меня за плечами, а бездна перестала вглядываться в меня из переплетения глубоких теней.
Я иду по своей Дороге, и чужой мне не надо!
Шаг, еще один… и еще…
Ветер взвыл и резко утих, будто бы захлебнулся своей яростью, а я оказалась совсем рядом с высоченным, худым существом, держащим в правой руке костяной посох. Он стоял, будто дожидаясь меня, и хоть лицо его был надежно скрыто под глубоким капюшоном с неровным, обтрепанным краем, я ощущала его взгляд на себе, такой же, как семь лет назад – тяжелый, пронизывающий, всезнающий.
Я поравнялась с ним, глядя лишь вперед, в белесый туман, где пропадало серебряное узорчатое полотно пути. На миг задержалась, ощущая все нарастающее волнение, как перед прыжком с высокого утеса в блистающее под жарким летним солнцем, пронзительно-синее море, накатывающее рокочущим прибоем на острые камни.
И пошла по мягко прогибающемуся под ногами зыбкому кружеву собственного пути. Мгла передо мной на миг рассеялась, расступилась, будто кто-то отдернул ее, как занавес, и я увидела путаную сеть извилистых дорожек, тысячи перекрестков, простирающихся так далеко, насколько хватало глаз. И среди них – ту, свою, которая сияла чуть ярче других, бриллиантовая путеводная нить в безумном лабиринте. И за миг до того, как туман вновь затянул Дорогу, я поняла, что эти бесчисленные тропки чем-то напоминали узорчатую вязь неизвестных букв, которыми были изрезаны серебряные плиты…
Я тряхнула головой и зашагала по этой тропке, узкой, едва на ширину ступни, прошла первый перекресток – и она внезапно раздалась, расширилась, превратившись в еще один выложенный серебряными плитами путь. Вот только письмена на нем появлялись лишь после того, как я делала шаг вперед – на одну плитку, не больше. А вдалеке – чистые листы, которые мне еще только предстоит расписать собственной судьбой. Не повлияет на мой путь предназначение, предписание или чья-то иная воля, кроме моей собственной. Не направит меня чья-то добрая или злая рука, никто больше не поведет за собой, не подтолкнет в нужную сторону – только сама себя я направлю, выведу из лабиринта или загоню в ловушку. И винить мне будет больше некого.
Я иду по своему пути, и другого мне надо.
Еще шаг – и все окончательно пропало, а под ногами у меня оказалась раскисшая от проливных дождей земля, поросшая бурой жухлой травой. Я полной грудью вдохнула терпкий аромат поздней осени, прелой листвы и сырости, ощутила на лице противную мелкую изморось – и лишь тогда обернулась.
Раферти стоял у меня за
