настолько, что не разобрать, чей лик на ней.
А на сцене…
Мы говорим на разных языках.
Вокруг мы видим разные картины.
Что отражается в твоих глазах?
Крутые тачки, модные витрины,
Неона свет столичных авеню,
Как призрак жизни яркой и блестящей.
А я реальность вижу в стиле ню,
Как этот пес, бездомный и смердящий.
Как бабушка с протянутой рукой,
Которой горько и безмерно стыдно
За стерву жизнь. За всех. За нас с тобой.
За тех, кому с вершины слез не видно.
Мы говорим на разных языках.
Мне жаль. Но эту данность не изменишь.
Ты хоть во сне витаешь в облаках?
Смеешься звездам? Слепо в чудо веришь?
Считаешь, что отдать важней, чем взять?
Увы… Но не испытывай сомнений.
Нет, я не псих. Мне просто тошно лгать.
Прощай. Мы люди разных измерений.
Они оба, не сговариваясь, обернулись на голос.
На сцене сейчас стоял стул, а на стуле сидела девушка. Невысокая, сгорбленная, худая, как щепка. Волосы забраны в хвостик, мешковатый свитер, который ей велик на пару размеров, висит на худеньких плечах, как на вешалке. Она просто сидела на стуле и просто читала стихи, от которых и Скрипача и Ита мороз пробрал по коже.
Зал не обращал на нее внимания. Впрочем, и она на зал – тоже. Она смотрела куда-то в угол, в самый темный угол, словно в зале в тот момент не было никого, и вообще в этом мире не было никого, и если она с кем и говорила в тот момент, так это с собственной тенью в этом углу.
Дочитав, она пару минут посидела, все так же отрешенно, затем встала. Как-то странно встала, неловко. И осталась стоять.
Раздались жидкие хлопки – оказывается, ее все-таки кто-то заметил.
– Молодец, Ветка! – похвалил какой-то парень. – А про что стихи-то были? Про природу?
– Ага. – Она, нисколько не смутившись и не обидевшись, покладисто кивнула. – Про природу, Петь. Про облака.
– Ну, круто, – одобрил парень. – Дайте гитарку, люди!
– «Ключ» давай! – потребовал кто-то.
– Дебилы, – раздался раздраженный мужской голос откуда-то сзади. – «Ключ». Задолбали уже за сорок лет «ключом» этим.
– Дим, не ругайся, – попросил в ответ голос, принадлежавший явно совсем молодой девушке.
– Завали хлебало, свиноматка малолетняя, – приказал мужчина. – Знаю я вас. Поорете «ключ», типа вы крутые и свободные, а потом через два года смотришь – все, сдулись. Колясочка, няшечка, глазки тупенькие, пустенькие, на квартиру кредит, на машину кредит, работа, потом вторая няшечка подваливает, и… и где эта ваша свобода, про которую вы орали? Нету! Не-ту-ти вашей свободы! Вы уже все. Добровольно повязаны по самые сиськи. Чего, Натуся-тутуся, не так?
– Дети –
