этот процесс и гасит любые колебания, способные стронуть с места это болото.
– И еще один момент. – Брид повернулся к Фэбу. – Может быть, ты заметил…
– Слепые? – спросил Фэб.
– Да, – кивнул Брид. – Твоя аудитория – у них ведь очень странная вера. Например – они не верят в множественность миров, несмотря на то, что тут имеется Транспортная сеть и сеть Ойтмана. Они в нее все равно не верят, даже несмотря на то, что ты, их лектор, – рауф. Им словно участок в мозгу заклеили, и они в результате верят, что…
– Они верят в то, что они правы, – подсказал Тринадцатый.
– Чушь какая-то, малыш, – пожал плечами Кир. – Нелогично.
– Очень даже логично. И я тысячу раз просил не называть меня «малыш», меня бесит это слово! – Тринадцатый треснул по столу кулаком.
– Ну ладно, ладно. – Кир примирительно хлопнул Тринадцатого по спине, да так, что тот едва не свалился со стола. – Уймись.
– Что делать будем? – спросил Ит.
– А что ты предлагаешь?.. Володя подъедет, он же обещал машины, ну и… – Ри задумался. – Мелкие, а что вы скажете про этого Володю и остальных?
– Хм, – Тринадцатый почесал в затылке. – Скажем, пожалуй. Они частично привязаны к другому эгрегору. Любят этот, а привязаны к другому. Поэтому и не разучились думать своими головами и адекватно соображать.
– Ясно. Эмигранты, значит. – Ри зажмурился. – У меня все равно что-то не складывается, – пожаловался он. – Не получается.
Фэб сидел молча, полуприкрыв глаза. Ит знал – до срока Фэб в разговор не вмешается. Или, что тоже вероятно, вообще не вмешается. Боится? Вполне может быть. Хотя… как знать.
Кир продолжал возмущаться колпаками для курильщиков, Ри, перебивая его, твердил о каких-то сравнениях, Скрипач вытащил шагомер и сейчас пытался прикрепить его к штанине… И тут Фэб вдруг открыл глаза и произнес:
– Ит, скажи, что еще, кроме запаха крыс, было в том месте, где вы купили накладки?
– Девушка, которая читала стихи, – напомнил Ит.
– А еще?
– Мужик, который нам продал…
– Что еще? – требовательно произнес Фэб.
Ит задумался.
– Песня, которую там пели хором подростки.
– Какая?
– «Ключ». Дима сказал, что они поют эту песню сорок лет.
– Спасибо. – Фэб кивнул. – Дорогие мои, вам не приходит в голову, что… что это несколько неправильно?
– Что именно?
– Что за последние сорок лет тут не появилось ни одной песни, которую можно петь хором? По собственной воле, конечно? Что это может значить? Где люди, которые пишут такие песни, что с ними стало?
Ит удивленно посмотрел на Фэба. Тот сидел нахмурившись и смотрел перед собой. Потом сказал:
– Ри, не надо проверять глобализацию. Я тебя прошу, проверь искусство. Пожалуйста.
