Монсальвата
Меж тем предвыборные митинги продолжались. На выступлениях Гитлера – всегда аншлаг. Многотысячные толпы поражены одним новшеством. Постоянными перелетами фюрера на самолете. «Гитлер над Германией!» – двусмысленный лозунг нацистской пропаганды впечатлял[16]. Фюрер спускался с небес на грешную землю как избавитель.
Гиммлер был настолько уверен в успехе на выборах, что отдал приказ по СС ограничить потребление спиртного в дни победных торжеств. Однако результаты отчасти разочаровали. В борьбе за кресло рейхспрезидента Гитлер уступил Гинденбургу.
На выборах в рейхстаг национал-социалисты также не набрали ожидаемого числа голосов. Они не могли прийти к парламентской власти. Все зависело от альянса. В результате Гитлера поддержали… коммунисты. Те самые коммунисты, с которыми штурмовики уже не первый год вели кровавые уличные бои[17].
На высшем уровне германской политики все было не так, как на шумных и бескомпромиссных улицах. Здесь продолжались тихие сговоры и составлялись странные альянсы. «30 января 1933 года незадолго перед полуднем Гитлера срочно вызвали в канцелярию президента… В отеле «Кайзерхоф», располагавшемся напротив канцелярии, в мучительном ожидании у окна застыли трое: Геринг, Геббельс и Рем. Глава штурмовиков не отрывался от бинокля, наведенного на противоположную сторону улицы. Он должен был определить по выражению лица Гитлера, как позже скажет Геббельс, – «произошло ли чудо».
Спустя всего несколько минут после полудня в дверях появился Гитлер, сияющий от счастья. Его глаза, отметил будущий министр пропаганды, были «полны слез» [32].
Мизансцены следовали одна за другой. Горел рейхстаг. Почтительно наклонив голову, Гитлер приветствовал президента Гинденбурга – словно Парсифаль старого короля Амфортаса. Занимал кабинет рейхсканцлера – будто трон в Монсальвате. О, какое это было наслаждение – сесть за стол и взять в руки письменные принадлежности самого Бисмарка!
С семи вечера до полуночи через Бранденбургские ворота к имперской канцелярии шли колонны с зажженными факелами.
25 тысяч человек приветствовали нового рейсхканцлера. Торжествующий, он стоял у открытого окна.
Но ни прожекторы, ни кинокамеры не были нацелены на одно из соседних окон, откуда на шествие взирал Гинденбург. Фельдмаршал рассеянно постукивал тростью об пол – в такт духовым оркестрам нацистов. Парадом дирижировал уже не он.
Угасания этого «эрзац-кайзера» ожидали давно. Однако «повезло» Гитлеру. Именно ему наследник второго рейха вручил власть. И было что-то символическое в том, что, на мгновение придя в себя и увидев у своего смертного одра Гитлера, старик назвал его «Ваше Императорское Величество».
Вскоре, на могиле Гинденбурга, фюрер патетически провозгласил: «Покойный полководец, войди теперь в Валгаллу!»
На улицах Берлина уже сгребли в кучи
Тогда Гитлер «случайно открыл для себя, какое магическое воздействие на десятки тысяч напряженно всматривающихся людей оказывает зрелище освещенного самолета на фоне ночного неба. Он снова и снова прибегал уже намеренно к этому приему, чтобы вызвать в людях то настроение жертвенности и жажды вождя, которому он потакал, предлагая себя в качестве идола и кумира» [46].
Кстати, еще раньше, по команде из Москвы, итальянские социалисты в подобной ситуации отвергли союз с либералами. Так к власти пришли чернорубашечники – фашисты.
