я в школу опаздываю, звонок скоро! – говорит девочка.
Шпингалеты не унимаются:
– Погоди, Мария, это какая-то необычная канава, глубокая. Наши сапоги до её дна не достали! Ну, измерь глубину, у тебя вон какие сапожищи, намного выше наших!
Маша глядит на свои ноги: сапоги как сапоги, даже ниже мальчуковых. Но ласковость пацанов уж больно на душу хорошо легла.
– Ладно! – говорит она им.
И не выпуская портфель из рук, прёт в канаву своими огромными сапожищами. Но уже через секунду начинает понимать: «Никогда больше на лесть не куплюсь!»
Ушла Маша чуть ли не по горло в эту канаву с вонючей, грязной жижей. Мальчишки её вытащили и сразу куда-то растворились, наверное, на урок. Стоит наша деваха, оглядывается: куда идти – домой или в школу? Дом далеко, школа ближе. Решила идти в школу. Заходит в свой класс:
– Здрасьте вам!
Никто даже хихикать не стал, все рты раззявили, смотрят. А учительница, видимо, в жизни много чего повидавшая, даже нисколечко не удивилась, и по-деловому, сухо расспросила Марию о происшествии. Затем вытряхнула её портфель, учебники и тетради на батареях разложила. А саму горе-ученицу отправила переодеваться к тётке Верке, которая в аккурат у той самой канавы жила. Тётя Вера, как ни странно, тоже ничему не удивилась, наверное, жизнь такую же хорошую прожила. Она Машу отмыла кое-как в тазу, переодела во всё мальчишеское: её сын хоть и учился в третьем классе, но росточком был мелковат. Так вот, одела она девочку в мальчишеские брюки, рубашку, свитер, пальто клетчатое и сапожища болотные:
– Иди, племяша, померь ещё пару луж!
И любимая тётя Вера отправила Марию в таком наряде не домой, а в школу! А Маша девушка послушная:
– В школу, так в школу.
О чём горько пожалела. Просидела она все перемены в классе: куда же приличная девочка в таком виде высунется? И обидушка её терзала великая: «Как могли эти две взрослые женщины заставить ребёнка позориться в одежде непотребной!»
После уроков Маша до дому не бежала, неслась! А её мама, как ни странно, не оказалась такой же сдержанной женщиной, как тётя Вера и учительница. Нет, мамка целую истерику закатила, как будто что-то страшное в жизни произошло. И разговоров с соседками потом было на целый год. Ну и ладно, надо ж было им в вечерние посиделки о чём-то поговорить. А Маша так и не поняла, по какому поводу мать больше всего сердилась: из-за того, что дочка могла утонуть, или на двух тёток, опозоривших её малышку?
«На меня ругалась мамка или на них? На меня или на них? На меня или… На них!» – радостно решила Машуха и побежала в магазин, разглядывать болотные сапожищи.
– Мала ты ещё для них! – фыркнула продавщица.
– Скоро вырасту! – выдохнула Маша.
Как
Маша
баянному
делу
училась
Маша росла девушкой деятельной, за все дела сразу хваталась, во всех кружках, секциях перебывала по месяцу, по два. Подходит она как-то к маме и говорит:
– Хочу
