style="font-size:15px;"> Жизнь до войны была веселая. Уедешь пахать или боронить в поле. В поле едешь очень рано, песни петь не хочется, а с поля – не считаешь, что устал, начинаешь песни. Как сядешь на верховую – и до самого дома не останавливаясь пели песни. Как-то на душе все было хорошо. Придет сенокос – то же самое. Все мужики и бабы на сенокосе. И тоже смех да радость. И вроде не видаючи день пройдет. Потом подходит страда. Жали серпом. В поле, конечно, только смотрели друг на друга, чтобы никто не опередил. Жали помногу, серпом выжинали по 30 соток на человека. А если вязать за жаткой, то надо было навязать, то 300-350 снопов. И все их поставить суслоном19 или бабками. А домой тоже с места тронешься, когда солнце сядет на место. И все это было с таким весельем и песнями. Или сядешь поужинать или пообедать, так не было никаких крупных разговоров, только смех и все были какие-то жизнерадостные.
Когда пошлют обмолотки20 хвостать, конечно, эта работа не очень всем нравилась, но никто не отказывался. Будешь молотить семена на простую молотилку – тоже работа нелегкая! Намолачивали 300 пудов. Эту работу занимали десять человек – все веяли, солому убирали и коней гонял один человек. Тут уже поспевает другая посевная. Озимую рожь надо сеять, и хлеб государству надо возить. А у нас хоть и не очень было далеко – 14 км, все равно нелегко. Попадешь в амбар подымать кверху, приступков двадцать, может и больше, так на последнем приступке чуть ноги шагают. Повозишь хлебозаготовку, и дальше перерыв.
Поспевает овес жать и снопы в кабаны класть. Тоже работа тяжелая и не женская, а приходилось делать. Потом появились тяжелые молотилки. На них, конечно, молотить было быстрее. Молотили с осени до весны. Возили снопы на конях. Зимы были холодные, а поле дальнее – за 6 км. Было очень холодно возить снопы, но возили по всем зимам. Народ был, конечно, дружный. Работали за трудодни. На трудодень получали всяко – какой урожай вырастет, столько и получишь.
Зимой сидели с лампами керосиновыми. Днем работали, а ночь еще надо прясть куделю21, ведь носить нечего. Денег взять негде, кроме как продать хлеба, а много продать тоже было нечего. Семья была большая и все мелочь. Рабочих было три человека. Отец потом помер и оставил нас семь человек. Так что горя хватили много – сбирали, одевались очень плохо. Из семи ребят нас осталось только трое, четверо померли, все не дожили до пенсии, все были простужены. И померли молодые.
«Дела были плохи»
Беляков Михаил Анатольевич, 1910 г., Тамбовская губ.
Коллективизация прошла у нас быстро. Все сельчане почти сразу же вступили в колхоз. Сопротивления практически никакого не было. Вот только кулаки все середняков на свою сторону сманивали. Но кулаков было мало – всего 2 семьи. Середняков быстро сломали, а семьи кулаков собрали и увезли красноармейцы.
Очень много раз приезжали люди в кожаных кепках, все агитировали нас за колхозы, рассказывали, что и как. Наша семья сначала сомневалась, но потом всем миром решили, что вступать надо, так будет легче. Но легче не стало,
