Месть» я различил среди сотен других аэронефов. Подхватив рюкзак, я дёрнул Димона за рукав:
– Двинули. Причалка номер двадцать три. Видишь, аэронеф с жёлтой оболочкой?
Дмитрий снял солнечные очки, которые ему не шли. Как и дурацкие усики, из которых он мечтал вырастить бороду:
– Офигеть, какой красивый.
Я побежал к причальной мачте. Заприметил отца, выходящего из лифта причалки. В уголках моих глаз скопились слёзы, быстро сохнущие на ветру.
Димон спешил за мной:
– Не верится, что вашему кораблику сорок лет! Как новый.
– Я сам только на фотках видел. Нехило папаша его прокачал.
Отец бросился навстречу и обнял меня. В отличие от меня он не прятал слёзы:
– Бориска! Возмужал, настоящий капитан. А ведь год прошёл всего. Эх, время летит с нарушением скоростного режима.
– Знакомься, отец, это Дмитрий Тюрго, мой товарищ по академии. Мы вместе закончили первый курс.
– А-а-а, будущий старпом на «Сестрёнке»? Евгений.
Отец и Димон обменялись рукопожатиями, а я отметил их схожесть: оба какие-то вялые, ленивые. Ничего, я им покажу настоящую флотскую жизнь.
Набрав побольше воздуха, хотел гаркнуть, как нас учили: «Всем на борт!», но дверь лифта причалки раздвинулась:
– Тьфу-ты ну-ты, мусье Сопляк! Ишь ты, надулси, как аэростат заграждения. Выдыхай, выдыхай. Меня не испужаишь.
Лев Николаевич был облачён в тёмно-синий комбинезон с жёлтым кругом на груди и силуэтом «Сестрёнки Месть». Хрыч хлопнул меня по плечу:
– Не куксись, тьфу-ты ну-ты. Как напялишь свою капитанскую фуражку, так и буду субординацию тебе говорить.
– Надо было его за борт выбросить, – повернулся я к отцу. – Зря тебя не послушал.
– Терпи, гипер-маркиз-капитан. У меня контракт ещё на год, – захохотал Лев Николаевич.
Отец пропустил меня и Димона к лифту причальной мачты:
– Как там правильно говорят: «Все на борт?»
2
Чудеса начались в коридоре: он стал шире и приобрёл безопасные закруглённые углы. Теперь можно безопасно кувыркаться даже при падении в штопор. Освещался он яркими лампами с узорчатыми плафонами. На полу – ковровая дорожка. Димон присел и потрогал ворс. Я тоже хотел, но удержался.
Отец отодвинул дверь в одну пассажирскую каюту: вместо скрипучего старья там новая мебель и округлые шкафы, встроенные в стену. И в каждой каюте – широкие иллюминаторы, вместо мутных дырочек, забитых фанерой, которые были раньше.
– Тьфу-ты, Женька, чего ты пацанёнку мебеля показываешь? – просипел Лев Николаевич. – Главное кажи, давай.
Дед потянул меня в левобортный моторный отсек:
– Вот, обер-мусье-сверхкапитан, зырьте!
Но мне не надо было показывать, куда зырить: вместо родного движка с горелыми газотурбинами сорокалетней давности, гудел под обтекаемым блестящим кожухом мотор с эмблемой «Бамако».
– Ох,
