и каждая из них обусловливает и подтверждает все остальные; вместе взятые, они дают почти законченное объяснение тому, как функционирует Вселенная. И получается, что она функционирует совсем не так, как мы думали раньше.
Пытливо глядя на меня, Данцигер принялся снимать красный целлофан с крекеров, какие обычно подаются к бульону.
– Я где-то читал о том, как он понимал время, но, по правде сказать, немногое понял.
– Он имел в виду, что мы ошибаемся в наших концепциях прошлого, настоящего и будущего. Мы считаем, что прошлое миновало, что будущее еще не наступило и что реально существует только настоящее. Ибо настоящее – это то, что мы видим вокруг.
– Ну, если вас интересует мое мнение, то я скажу, что и мне так кажется.
Данцигер улыбнулся.
– Безусловно. И мне тоже. Это вполне естественно, и сам Эйнштейн на это указывал. Он говорил, что мы вроде людей в лодке, которая плывет без весел по течению извилистой реки. Вокруг мы видим только настоящее. Прошлого мы увидеть не можем: оно скрыто за изгибами и поворотами позади. Но ведь оно там осталось!..
– Разве он имел в виду – осталось в буквальном смысле? Или он хотел сказать…
– Он всегда говорил точно то, что хотел сказать. Когда он говорил, что свет имеет вес, он имел в виду, что солнечный свет, падающий на пшеничное поле, действительно весит несколько тонн. И теперь мы знаем – измерили, – что это так. Он имел в виду, что чудовищную энергию, которая по теории связывает атомы вместе, можно высвободить в одном невообразимом взрыве. И действительно можно, и этот факт коренным образом повлиял на судьбы человечества. И в отношении времени он сказал именно то, что хотел сказать: что прошлое там, за изгибами и поворотами, действительно существует. Оно там на самом деле есть… – Секунд десять Данцигер молчал, вертя в пальцах красную полоску целлофана. Потом взглянул на меня и сказал просто: – Я физик-теоретик, до недавнего времени преподавал в Гарвардском университете. И мое небольшое дополнение к великой теории Эйнштейна состоит в том, что человек… что человек может и должен суметь сойти с лодки на берег. И пешком пройти вспять к одному из поворотов, оставленных позади.
Я старался как мог, чтобы глаза не выдали мелькнувшего у меня подозрения: вот передо мной сидит, быть может, талантливый, располагающий к себе, но дико заблуждающийся старик, который как-то сумел убедить уйму людей в Нью-Йорке и Вашингтоне содействовать ему в осуществлении его невероятных фантазий. Неужели только я один догадывался об этом? Видимо, нет; ведь не далее как сегодня утром Россоф пошутил – а если с горькой иронией? – что я стал участником небывалого розыгрыша. Я задумчиво покачал головой.
– Как это: пешком вспять?
Данцигер допил остаток бульона, наклоняя чашку, чтобы извлечь последние капли, а я доел свой сэндвич. Потом он поднял голову и взглянул мне прямо в глаза, и я понял, что он не сумасшедший. Чудак – да, заблуждающийся
