Найдутся альбомы. Конфискованы Конторой, значит, точно, можно рассчитывать, целы.
В КГБ же архивы маниакально берегут. Там же у них на папках гриф «Хранить вечно».
Как раз во имя этой мечты Виктор вошел в «Омнибус» – легендарный центр по поиску и публикации неисследованных, замолчанных или просто преданных забвению документов и архивных подшивок. Во имя, да, конечно, мечты. Хотя не только. Призвания не пропьешь, моральному императиву не поперечишь. Вика всегда знал: это по его вкусу ремесло. Читать и догадываться, воссоздавать. Реконструировать то, чему не дали состояться. Выводить из суммарной истории – частную.
Прошлое тянет к тебе ладони. Кто прочтет линии судьбы? Кто там разберет: это ты или кто-то, кто был как ты? Кто был таким же? Кто-то, кого замордовали, кому не позволили состояться? Кто-то, чью работу пресекли, чье деяние отобрали, как у Гроссмана «Жизнь и судьбу»?
Но книгу Гроссмана спас друг-поэт.
Вот, спасать.
Архивщик слышит и трубный глас, и сдавленное попискиванье. У него в работе не только скрижали великих, но и царапанье ничтожеств. Конъюнктурщиков и продажных. И у тех и у других – про гастриты, глистов, про вросшие ногти; кто аллергией обсыпан, кто ногу намял, у кого отец посажен. Отцу в лагерь посылку. Приложенная записка: «2 пачки сахару, 1 банка с русским маслом, перемешанным с луком, 400 гр конфет мятных, 3 лимона, 9 витаминов C, 9 пачек папирос спорт, 1 банка лещ в томате, когда начнешь кушать, переложи на блюдечко». Дивишься величию, ужасаешься мелочности. И у крылатых соколов, и у болотных жаб – горделивые взмывания. Дочь-подросток учится в худшколе – «свирепый талантище», досягнет высот! Главное, чтобы «вкалывала вхруст».
Дневники увлекательней вестернов. Как бы люди ни подвижничали во времена войн и революций и как бы их за это ни превозносили потомки, важнейшим, что остается, почти всегда оказываются не дела, а слова. Даже в случае создавшего «Науку побеждать» воинственного Суворова. Не войны его, а книгу чтим.
Виктор и был-то принят в «Омнибус» за свою темпераментность к бумажкам. Спасибо все тому же перевозчику Скарабеи. В коробах, привезенных из Москвы, Скарабеи доставил сбереженную Лерой пачку самиздатских журналов, собранных в свое время дедом. Там были некоторые – ну просто однодневки: «Сфинксы», «Синтаксис», «Феникс», «Бумеранг», «Колокол», «Русское слово», «Сеятель», «Вече», «Обозрение», «Литературная хроника», «Свободная мысль», «Коктейль», «Калейдоскоп», «Сирена», «Времена года», «Фонарь», «Мастерская», «Шея», «Молодость» и так далее… Тираж у иных бывал по десяти штук.
Бэр, повстречав в Викторе такое самозабвение, растаял и почти без колебаний принял его в штат.
За все годы работы в агентстве Виктор чего только не прочитал – но все чужое. К своим собственным, вожделенным, не приблизился. Ни на йоту.
Ни на йоту! А теперь звонок неведомой болгарки ткнул его мордой с разбегу в цель. И Вика метался по комнате с расквашенными нервами после скрипучего звонка, прозвеневшего в золотую предфранкфуртскую субботу.
Экран
