Кромм. Эумене смотрела за горизонт, глаза её наполнились слезами, белки покраснели. Уперифания всегда складывается из двух факторов, медленно сказала она, тяжело сглотнув: это недосмотр ментора и перенесённая травма, с которой затре не удалось справиться. Душевная травма, я имею в виду. Знаешь, Кромм, уперифания – это самый сильный страх любого затры, потому что когда ты заболеваешь, то не понимаешь этого, ты по-прежнему считаешь себя нормальным. Поэтому мы, затра, всегда упражняемся в тишине, расслабляя ум и освобождая сознание, лишая подпитки своё эго. Мы всё время смотрим внутрь: всё ли правильно мы сделали? Служим ли мы человечеству с чистой душой, или уперифания уже уронила в наше сердце своё ядовитое семечко. Самый главный наш враг всегда живёт внутри нас, Кромм.
Скажи, затрини Эумене, а почему ты так откровенна со мной, прямо спросил Кромм, тронув женщину за плечо. Та повернулась к нему, аккуратно подтёрла слёзы платком, и вновь ответила вопросом на вопрос: а чего бояться затре перед лицом неминуемой смерти? Ведь она придёт, рано или поздно. А поскольку мы выбрали путь затра, то, скорее всего, она придёт внезапно и лик её будет уродлив и дик.
Тогда позволь откровенность за откровенность, спросил Кромм. Эумене кивнула: конечно. Кромм показал в небо, где по-прежнему парили три остована аэриний, выглядевшими с такого расстояния крохотными чёрными крестиками, и сказал: вот моя откровенность. Вот, что я скажу тебе от самого сердца, затрини. Они нашпигуют вас короткими чёрными иглами, смазанными токсином, сожгут вашего землееда, отрежут ваши головы и будут потешаться и хвастаться ими. А меня изранят так, чтобы я не смог сопротивляться, возьмут в плен и будут пытать, пока я не расскажу их нанимателю всё, что знаю. Вот только беда в том, что я ничего не знаю, моя память стёрта. Поэтому я буду страдать до последнего вздоха, умру в мучениях, и последним моим воспоминанием станет адская боль. Вот, что будет с нами, великая затрини. И это правда.
Глаза Эумене блеснули яростью. Она сжала кулаки, но уже через секунду, её взгляд изменился, она коротко хохотнула: о, боги, Кромм! Ты коварен как женщина! Ты специально вызвал меня на откровенность, чтобы продавить свою точку зрения! Ну только посмотрите на него! Я такой наглости не видела всю свою жизнь, и затрини снова засмеялась. Кромм приблизил своё лицо к ней и мягко сказал: это не точка зрения, великая затрини. Это интуиция человека, привыкшего выживать. Просто поверь мне, ведь это ничего не будет тебе стоить, правда. Пусть я окажусь неправ, но прошу тебя, давай подготовимся к атаке?
Эумене толкнула его локтем в бок и, всё ещё смеясь, сказала: так вот ты какой, Виктор Кромм, верховный кат всех человеческих земель! Мало того, что ты коварен, ты ещё и льстец? Я теперь великая? Мне нравится! Она снова закатилась смехом, а потом чувствительно ткнула Кромма пальцем в грудь и спросила: мне кажется, или ты со мной заигрываешь, а, красавчик? Можешь не отвечать, я и так вижу, что флиртуешь.
Она
