защитник Чубайса: «Вы сказали, что оперативники заставляли Вас сказать о том, что Карватко просил алиби. И что, один и тот же вопрос на протяжении нескольких часов?»
Семенычев: «Да, втолковывали, чтó именно я должен сказать. Я долго упирался. В конце концов, я сказал: чтó мне подписать-то нужно?»
Шугаев насмешливо, свысока: «Вы можете описать это психологическое давление оперативников?»
Семенычев: «Они говорили, что могут лишить меня свободы».
Шугаев съезжает на прокурорские морально-дидактические рельсы: «А почему Вы не обратились в соответствующие органы, чтобы дать другие показания?»
Семенычев: «Ну вот, сейчас же я вызван в суд».
Шугаев осторожно, исподтишка, крадучись: «А из защиты кто на Вас выходил? Кто надоумил Вас изменить показания в суде?»
Семенычев просто, открыто, искренне: «Прокурор надоумил. Он просил говорить правду и только правду».
Шугаев убит, он рушится на свое место, вдогон ему несется нескрываемое раздражение председательствующей Пантелеевой: «Господин адвокат! Прежде чем задавать вопрос, Вы его правильно … формулируйте, пожалуйста». Ах, как ей хотелось прямо рыкнуть Шугаеву: «Думай сначала, прежде чем рот раскрывать!» Ведь теперь Пантелеевой самой придется доделывать недоделанное Шугаевым с прокурором: «Имели ли Вы препятствия к даче тех показаний, которые Вы бы желали дать?»
Семенычев: «Препятствий я не имел».
Судья: «Имели ли Вы препятствия к обжалованию действий должностных лиц из МВД?»
Семенычев: «И таких препятствий тоже не имел».
Судья итожит: «Так какие у Вас основания утверждать, что Вам не были разъяснены права свидетеля, если все права были разъяснены Вам в ходе допроса, что подтверждено Вашей подписью. Ведь текст с изложением прав присутствует в протоколе».
Семенычев чистосердечно: «Мне объяснили так: подпишешь – поедешь домой, не подпишешь – задержишься».
Судья аж возгневалась: «Почему же Вы подписали протокол, если Вас следователь не принуждал?!»
Семенычев все так же, чистосердечно: «Я боялся».
Снова влезает защитник Чубайса Шугаев. В его словах оголенная угроза: «Раньше Вы боялись давать показания, а сейчас не боитесь?»
Семенычев облегченно, как от тяжкого груза избавившись, неожиданно легко улыбается: «Сейчас – нет. Сейчас судебное разбирательство. Много народа. Здесь мне никто не угрожает».
Шугаев по-дурацки невпопад: «А почему?»
Семенычев с сожалением и грустью глядит на него: «Вас когда-нибудь забирали в милицию?»
По залу пробегает волна с трудом сдерживаемого смеха. Уж больно комично выглядел бы необъятный чубайсовский адвокат в милицейском «обезьяннике». Резкая команда судьи и судебные приставы выводят нескольких человек из зала. Укротив аудиторию, судья зачитывает собственное решение: «Суд находит, что допрос свидетеля Семенычева на следствии произведен с соблюдением
