террасе. С лопаткой. Со знаком.
– Сожалею, сеньора. Я так понимаю, вашему мужу часто угрожали?
– Да, но в последнее время было тихо.
– И в чем конкретно заключались эти угрозы?
– Они требовали, чтобы он прекратил писать про картели.
– Или?..
– Или они убьют всю его семью, – глухо отозвалась Лидия.
Следователь глубоко вздохнул и посмотрел на женщину с выражением, походившим на сочувствие.
– Когда ему угрожали в последний раз? – спросил он.
Лидия снова покачала головой:
– Не знаю. Давно. Этого не должно было случиться. Не должно было случиться.
Мужчина замолчал, сжав губы в тонкую линию.
– Они меня убьют, – выдохнула Лидия и, только когда прозвучали эти слова, осознала, что так, скорее всего, и будет.
Следователь не пытался ей возражать. В отличие от многих своих коллег – он точно не знал, кого именно, да это и неважно – он не работал на картели. Он никому не доверял. На месте преступления сейчас трудились около двадцати пяти полицейских и медработников – отмечали места, где упали гильзы, изучали следы, анализировали пятна крови, фотографировали, проверяли пульс, составляли схемы расположения тел, – и семеро из них регулярно получали деньги от местного картеля. Сумма незаконных платежей в три раза превышала государственную зарплату. И кстати, кто-то уже написал главарю – хефе – сообщение о том, что Лидия и Лука выжили. Остальные не делали ничего, потому что именно за это им и платили: за то, чтобы они носили форму и создавали иллюзию охраны порядка. Кого-то из них мучили угрызения совести, других – нет. Но ни у кого не было выбора, поэтому их чувства по большому счету не имели никакого значения. Количество нераскрытых преступлений в Мексике было гораздо выше девяноста процентов. Костюмированное представление под названием la policia создавало необходимое людям обманчивое впечатление, скрывая абсолютную неприкосновенность картелей. Лидия это знала. Все это знали. Она решила, что пока главное – поскорее отсюда убраться. Поднявшись с тротуара, она поразилась, что ее еще держат ноги. Следователь отступил в сторону, чтобы освободить ей место.
– Когда он узнает, что я выжила, они вернутся.
На Лидию обрушилось недавнее воспоминание: один из голосов во дворе спрашивает: «А ребенок?» Суставы у нее стали текучими, словно вода.
– Он убьет моего сына.
– Он? – переспросил следователь. – А вы точно знаете, кто это сделал?
– Да вы что, смеетесь?
Только один человек в Акапулько был способен организовать кровавую бойню такого масштаба, и все знали, как его зовут. Хавьер Креспо Фуэнтес. Ее друг. Зачем ей произносить это имя вслух? Следователь либо прикидывался, либо хотел ее проверить. Теперь он снова стал писать в блокноте. «Ла-Лечуса?» Потом: «Лос-Хардинерос?» Затем показал записи Лидии.
– Я не могу сейчас этим заниматься, – отрезала женщина и, оттолкнув следователя, зашагала прочь.
– Пожалуйста, еще несколько вопросов.
– Нет. Больше никаких
