с надеждой сказала Светлана.
– Все монахи разрушенного монастыря Святых Сергия и Бахуса, наверное, либо перебрались в Баб Тума – христианский квартал в Дамаске, либо вообще ушли в Ливан от греха подальше, – предположил Виктор, завернув в какой-то закоулок.
– Ты так хорошо Сирию знаешь, будто здесь рос, – похвалила его Светлана.
– Да-да, ты разве не знала? Я вырос в христианском квартале Борщаговки, – ответил журналист с нарочитой серьезностью.
– Борщаговка, Борщаговка, – бормотала Соломина, пытаясь вызвать из памяти незнакомое название. Потом не выдержала и взяла в руки навигатор.
Виктор встал за спиной у девушки, нависая над ней.
– Это тут недалеко, пешком – через Турцию, Болгарию, Румынию, Молдову и прямо в Киев. Всего пять тысяч четыреста километров.
– Да иди ты, – фыркнула девушка, спрятала навигатор и двинулась вперед.
– Сестре не должно говорить такие слова, – наставительным тоном произнес Лавров.
– Ты не монах! Ты Вельзевул! Змей-искуситель! – покраснела Светлана.
– Не греши в сердце своем, ибо сказано… – начал Виктор, словно на исповеди.
Соломина остановилась и пристально посмотрела в глаза Виктору. Да. Этот мужчина нравился ей, и она ничего не могла с этим поделать.
– Ты знаешь, кто ты? Ты – липовый инок!
– Да нет, сестра. Не липовый. Самый что ни на есть дубовый…
Девушка не выдержала и расхохоталась, и эхо ее звонкого смеха словно окатило близлежащие дома. Может быть, так молодая монахиня превращалась в любящую женщину, но она почти забыла, для чего сюда прибыла.
– Гора Каламун раздвинулась, образовав очень узкий проход, по которому Фекла выбралась к селению Маалюля. Святая так и осталась жить здесь неподалеку, в маленькой пещерке, вокруг которой со временем образовался монастырь ее имени, – так сказано в писаниях! – доказывала Светлана Виктору. – А ты мне тут про каких-то верблюдов рассказываешь!
– Послушай, Свет, – засмеялся Лавров, в очередной раз поддразнивая девушку, – а ты веришь в то, что сказала? Гора раздвинулась… Как такое может быть?
– Значит, тебе врать про Феклу можно, а мне нельзя? – снова вспылила Светлана и обернулась к Виктору.
– Ч-ш-ш, – вдруг произнес Лавров и покраснел, глядя куда-то за спину Соломиной.
– Молодые люди! У нас здесь не шумят.
За Светой стояла пожилая женщина, вся в черном; ее голова была плотно обвязана таким же черным апостольником – платком с вырезом для лица, ниспадающим на плечи и покрывающим равномерно грудь и спину. Она грозно смотрела на шумную парочку. Лавров и Соломина не заметили, как в своих спорах подошли к самому монастырю Святой Равноапостольной Феклы.
– Простите нас, матушка Пелагея, – обратился к ней Лавров, – но мы по делу Божьему, и люди совсем не лишние, не праздные. Просто молодые.
Виктор смотрел то на игуменью,
