дбищмайя ниткаддах щиммухТэтэ Мальчутух
Нэвэ совьянух эйчана дбищмайя аб пара
Ха ля ляхма дсунканан юмана
Вущюкх лан хобэйн эйчана дап ахнан щуклан хайявин
Ула тъалан лнисьюна, элля пасан мин бищя.
Мудтуль дилух хай
Мальчута
Ухейла
Утищбухта
Ль альам алльмин.
Амин.
Слушала Светлана, может быть, не менее строптивая, чем сама святая Фекла. Внимательно слушала и Пелагея, полностью растворившись в древней магической формуле этих слов. Слушали монахини, спешившие по своим делам и невольно остановившиеся, увлеченные ораторским искусством украинского инока. Минута восторга, который ничем не скроешь, минута единения всех верующих, просящих Всевышнего и обращающих взоры к небесам.
– Амин! – не сговариваясь, хором повторили за Лавровым все, кто был рядом.
– Я думаю, что Господь не оставит нас, нашу Сирию, – после паузы произнесла игуменья.
В ее голосе было столько скорби, столько волнения за будущее родного города, что Светлана едва не расплакалась.
– В Маалюле жили апостолы, – продолжала Пелагея, начиная движение. Виктор со Светланой устремились за ней. – Именно поэтому Маалюлю не должны тронуть. То, что есть в Маалюле, свято. Все, кто приезжает по этой дороге, всегда видят Маалюлю. Если же едут по другой дороге, тоже видят Маалюлю…
– Матушка, вам плохо? – перебила настоятельницу Светлана, заметив, как та побледнела.
– Нет, дитя мое. Добрая молитва всегда во благо. – Пелагея опять вернулась к повествованию, чтобы завершить мысль. – Этот город – символ разных религий и разных конфессий. Здесь много мусульман. Нет никакой дискриминации. Мы никогда не делаем различий между мусульманами и христианами. Все здесь в добром здравии – все монахини, все, кто находится в нашем монастыре. Единственное, о чем мы мечтаем, чтобы прекратились взрывы за стенами нашего монастыря.
– Да, безусловно, так оно и будет, – поддержал настоятельницу Виктор.
– Вы знаете арамейский? – вдруг спросила украинца Пелагея.
– Нет, просто у меня хорошая память, – скромно ответил журналист.
– Зачем вы лукавите, инок Ермолай? – улыбнулась настоятельница. – Чтобы так читать молитву на арамейском, проживать каждое слово, пропускать через душу каждое ударение, его нужно знать. Не уметь изъясняться, а именно знать.
Виктор впервые не смог применить свое искусство прятать эмоции. Да, он выучил арамейский, чтобы общаться с древней реликвией, которую носил с собой, – с подголовным камнем Иешуа. Но в его планы не входило это раскрывать. И сейчас он был на грани провала…
– Я, наверное, просто хороший артист, – увильнул он.
– Ну что ж, как вам будет угодно, – ответила игуменья. – Благословляю вас на все ваши благие дела! Мне пора к детям.
Осенив Виктора и Светлану крестным знамением, настоятельница засеменила в свои
