la Sierra Morena,Cielito lindo, vienen bajando…
Эту колыбельную Эстебан слышал еще до приезда в Каса Палома, до того, как они с матерью повстречали меня – свой маленький кусочек неба, cielito lindo. Я еще крепче прижалась к няне, когда она запела о птицах, покидающих гнезда, о стрелах и ранах. Песня закончилась, однако мы не сдвинулись с места; было так тихо и уютно, что хотелось продлить этот миг навсегда.
– Пойдем, Эстебан, – наконец сказала МамаЛу. – Спокойной ночи, Скай.
– Погодите! – Я не желала спать в свой самый лучший день рождения.
Плохо, что Эстебана наказали, зато ему больше не нужно будет прятаться в шкафу. Завтра он пойдет со мной на урок.
– Погодите, я хочу прочесть молитву.
Мы втроем встали в круг, взявшись за руки, и закрыли глаза.
– Господи, спаси мою душу. И присмотри за папой, за МамаЛу и Эстебаном.
Я говорила, еле сдерживая смех, потому что Эстебан, приоткрыв глаза, заметил, что я тоже подсматриваю. А потом открыла глаза МамаЛу и отвесила нам обоим по подзатыльнику.
Эта молитва спасла мне жизнь. Или обрекла на муки?
Убедившись, что я не рискну прыгнуть за борт, Дамиан вернулся к рыбалке. Не двигаясь, он что-то высматривал на горизонте.
Стая чаек, поймав воздушный поток, устремилась к далекому берегу.
К берегу?
Я моргнула.
Впервые за долгое время я наконец-то увидела землю. Я даже разглядела деревья, крошечные домики, яркие блики на стеклах.
Что ты делаешь, Скай?
Я в волнении оглядела палубу.
Хватаю огнетушитель и вышибаю ублюдку мозги.
Я медленно подкралась к блестящему красному баллону.
Дамиан сидел ко мне спиной и не успел отреагировать. Размахнувшись, я ударила, почувствовав странное возбуждение, когда металл врезался в ненавистную челюсть. ХРЯСЬ! Голова свесилась набок, удочка со стуком упала на палубу. Вторым ударом я свалила его с шезлонга. Дамиан рухнул, прижав колени к груди и обхватив голову руками.
Получай, ублюдок! Побудь-ка в моей шкуре!
Я думала огреть его снова, а он внезапно обмяк. Руки безвольно повисли, взгляд застыл. Я несколько раз пнула мерзавца и даже огорчилась, что он больше не шевелится. Пальцы у меня дрожали, а внутри бушевало чудовище – оно рвалось бить и крушить, пока лицо мучителя не превратится в кровавое месиво. Я не хотела, чтобы он умер так быстро. Я хотела, чтобы он страдал.
И тут я вспомнила: Дамиан говорил точно так же о моем отце.
Главное – он прочувствует все сполна. Хочу, чтобы он страдал.
Я превращалась в Дамиана: думала и вела себя, как он, становясь рабой тех же низменных, темных порывов. Теперь его чудовище пожирало меня. Даже понимая, что происходит, я по-прежнему держала огнетушитель над головой и хотела лишь одного – наносить удар за ударом, без остановки. И это пугало до чертиков.
Месть
