небольшой, крепится на спине. Я с ним на планёрах летаю, – пояснил Ракитский.
Но как ни пытался Ракитский устроиться на сиденьи с парашютом за спиной, у него ничего не получалось. Парашют мешал, и Ракитский снял его и положил на снег рядом с лыжей самолёта.
– Вообще-то, на самолёте должна стоять спассистема, но на неё пока нет денег, – оправдывался хозяин.
На взлёте, едва самолёт миновал кольцевую автодорогу, правый двигатель неожиданно заглох, и самолёт в такой конфигурации, как это бывает при парашютировании, «посыпался» на трубу котельной. Ракитскому сразу же стало, мягко скажем, не холодно и где-то там, ниже пояса, возникло ощущение, что он вот-вот нанижется на эту трубу, как на шампур.
Но мотор после того, как заставил пилота согреться, заработал так же неожиданно, как и заглох перед этим, и Ракитский сделал для себя вывод, что это не критично, это поток от винта левого мотора оказывает влияние на правый мотор, в результате чего карбюратор правого мотора «замерзает». Но как только мотор глохнет, воздушные потоки под капотом теряют свою интенсивность, и карбюратор отогревается, открывая бензину проходные сечения в жиклёрах. Набегающий поток воздуха постоянно вращает винт, и мотор запускается.
После того, как с мотором произошло такое два-три раза, Ракитский решил, что это закономерность, и перестал обращать внимание на это досадное явление, так безотказно взбадривающее пилота.
Но, видимо, у этого самолёта в запасе имелся неисчерпаемый запас сюрпризов. Едва Ракитский махнул рукою на неполадки с мотором, как самолёт вновь заставил его согреться, на сей раз до пота – самолёт резко клюнул носом, намекая на то, что немедленно переходит в пикирование. Ракитский осмотрелся в поисках причины такого явления и с большим удивлением обнаружил, что из-за ошибки при установке лыжи развернулись носками вниз и встали перпендикулярно направлению полёта.
Стало понятно, что при таком положении лыж удержать самолёт в полёте можно только на минимальной скорости, практически равной скорости сваливания в штопор.
Сразу же появилась мысль – послать всё к чёрту, открыть фонарь кабины, выбраться из неё, да и сигануть.
Но Ракитский вовремя вспомнил, что перед взлётом снял парашют. Поэтому, тут же в утешение появилась и другая мысль – какой нормальный человек выпрыгнет из пока ещё нормально летящего летательного аппарата. А парашютик был совсем маленький, с большой вертикальной скоростью снижения. В лучшем случае, ноги переломаешь, а то и совсем гробанёшься, внизу-то вон, сколько всего понастроено. Одна ЛЭП чего стоит, сразу в обугленную головешку превратишься. Да и неизвестно, куда упадёт эта штуковина, пока ещё называемая самолётом, которая, как только её покинет пилот, станет обыкновенным неодушевлённым предметом.
Ракитский представил, какой вой поднимется в газетах, как расшумится радио и телевидение! Вот, летать не умеют, а всё туда же!
