со стороны пещеры раздался голос: – Зачем стрелять, зачем духов тревожишь? Людей стрелять, совсем плохо будет.
–
Тьфу ты, чёрт нерусский! – выругался я от неожиданности.
За моей спиной, на краю воронки во весь рост стоял нанайский миротворец Федя. Он размахивал поднятыми вверх кулаками, пытаясь наставить на путь истинный неразумных бандитов.
– Ложись! – отчаянно закричал я.
И Федя упал. Но, не потому что послушался меня, а потому что со стороны противника прогремел выстрел.
Я не видел удивлённого взгляда умирающего проводника, не видел как он, медленно перегнувшись в поясе, словно в молитве, уткнулся лбом в землю.
Я в это время качал маятник.
Первой жертвой моих телодвижений стал Ноздря. Неудачно высунувшись из-за укрытия, он, разбрызгивая по камням мозги, закатился обратно. Убогий рисковать не стал, а просто, вытянув наружу руку, стрелял в мою сторону из трофейного револьвера. Но это его не спасло, а лишь на несколько мгновений отсрочило возмездие. Очень трудно попасть в мишень не целясь, и Ноздря не внёс исключение в это правило. Попал я, когда моя мишень открылась. Пуля прошла навылет через грудную клетку.
Убогий лежал на спине и, сквозь сгустки крови, сипел:
–
Везучий ты, порчак, заделал ты меня, а мне фарт не выпал… – и, вытянувшись в предсмертной конвульсии, застыл.
–
Ладно, духарик, радуйся – зато твоё ярмо досрочно кончилось. – Вполголоса проговорил я ему и осторожно двинулся в сторону, где ещё укрывался оставшийся в живых зэка. Обшарил кустарник и с удивлением обнаружил, что тот исчез.
–
«Подал заявление зеленому прокурору – это по- блатному, а по-нашему – ринулся в бега через тайгу», – дошло до меня. «Значит не от пули, а от лап медведя или с голодухи окочурится».
–
Это всё оно – проклятие чжурчжэней, – ко мне подошёл белый словно мел Павел Николаевич.
–
Бросьте, профессор, какое проклятие? – пожал я плечами. – Просто всё сложилось так, а не иначе.
–
Столько смертей, столько смертей… – повторял, как заведённый, профессор.
– Будьте мужчиной, Павел Николаевич, прекратите причитать! – Прикрикнул я на него. – Давайте-ка лучше поглядим, за что мы тут сражались, да похороним безвременно усопших.
– Вы не поверите, Андрюшенька, но это превосходит все самые смелые мои предположения, – голос профессора от волнения вибрировал, будто струна. – Вы видите! Посмотрите, уважаемый, на это! Это же…
Переходя от одного к другому керамическому сосуду, изготовленных из серой глины, я равнодушно смотрел на тусклое сияние золотых украшений, богато инкрустированного оружия, на груды шлемов и другого военного снаряжения, великолепно украшенного серебром… Всего было так много, что воспринималось как обычные груды металла.
– Как же всё это мы будем упаковывать? Каким образом
