огромного ножа. Здание олицетворяло мощь и защиту, которых так не хватало горстке людей, выбравшихся из двухлетнего подземного заточения. В общине тогда было от силы полсотни душ, совсем разные люди: таксист, бухгалтер, полицейский, банкир, военный, домохозяйка – у каждого за плечами собственная трагическая история, но объединяло их одно – желание начать новую жизнь.
Здание требовалось привести в порядок. Работали день и ночь: построили баррикады на Смоленско—Сенной площади, чтобы контролировать приближение тварей со стороны реки, вокруг здания вырыли защитный ров, установили стальные ставни на окна, обустроили внутренние помещения под жилой быт. Витька, как самый младший, слонялся тут и там в качестве подмастерья. Толку от шестилетки было немного, но он старался не отставать от остальных и честно отрабатывал норму.
Пережитый ужас, потеря близких и вынужденная кооперация сплотили новоявленных мидовцев в одну большую семью. Никто не запирал двери, гостям всегда были рады. Со временем жизнь наладилась – образовывались новые семьи, понятие отцовства и материнства размывались – всех рождённых детей любили как родных. Женщины сообща готовили пищу и вели хозяйство, мужчины защищали Мид от набегов тварей, выходили в кольцо на поиски товаров, которые затем продавали другим общинам, на вырученные деньги покупали еду и воду, и делили поровну на всех.
– Витек! Давай к нам.
Он уселся на свободный стул. Котел, его друг детства, ставший сталкером на год раньше, придвинул к нему стакан с коричневой жидкостью.
– Грушевый компот. Попробуй, вкуснотища какая. Даже не забродил, на совесть делали. Только сильно не увлекайся, сахара много.
– По какому поводу пирушка? – спросил Витька, удивленно разглядывая, ломящийся от консервов стол, – тут и мясные, рыбные, фасоль, ананас.
– Фонарь с Барни сокровищницу вскрыли у Лефортовского тоннеля, – сказал Опер.
– Бывшее бомбоубежище, – объяснил Фара.
– Думал, мы все убежища давно обчистили, – задумчиво сказал Витька.
– Это из новых, – отозвался Опер, проглотив золотистую дольку ананаса. – Схемы у нас еще советские, поэтому там оно не значилось. Эх, одному богу известно сколько еще под Садовым спрятано сокровищниц.
Опер с Фарой – старейший дуэт сталкеров. Первый – бывший полицейский, хитрый, изворотливый как уж. Если идешь с ним в дозор, то получай многочасовой треп про наркоманов, бандитов и убийц, которых он мастерски отлавливал в прошлом. Слушаешь его и создается впечатление, будто в Москве был только один настоящий полицейский. Фара всю жизнь отпахал таксистом, ему уже шестой десяток, но внешне и не скажешь – даже седина его не может одолеть, что уж говорить про морщины. Оба на своих двоих обошли все закоулки Садового. Ведут подсчет добытого добра. На сегодняшний день цифра перевалила за двести сорок тонн. Обещали, как стукнет триста, уйдут на пенсию.
Витька взял банку тушёнки, повертел в руке.
– Выпуск две тыщи восьмого года, – сказал Опер. – Свежатина. Когда еще такое поедим.
– А
