городке, она почему-то приноровилась спать, но все ей было мало, и днем она постоянно зевала. В зал быстрым шагом вошел Алексей Михайлович, посмотрел на ставшую привычной картину: Серенька со Светой на полу, два охранника, Надин чуть поодаль, Ирина в кресле. За ним появилась полная пожилая женщина в застиранном белом халате.
– Светлана, – позвал он, – подойди ко мне, пожалуйста.
Света встала, Серенька продолжил свое движение, моментально потерявшее даже видимость смысла.
– Да, Алексей Михайлович.
– Там у Наташи приступ, сходи к ней, тебя Матрена Григорьевна сменит здесь.
– Хорошо.
Зуев зашел к себе в кабинет, взял со стола и протянул женщине красную пожарную машину. Она кивнула, деловито посмотрела по сторонам, определила направление движения Сереньки и засеменила ему наперерез.
– Почему вы забрали у нас Свету? – тут же подошла к нему Замковская. – У них уже прочный контакт, это – неправильно.
– Потому что у одной из наших пациенток – припадок, – начал объяснять Зуев, стараясь вывести их общение из эмоционального плана в смысловой, – а ей может помочь лучше всех Света, у них… Как бы это вам попонятнее объяснить? В общем – неважно, важно то, что для Сереньки сегодня еще не имеет принципиального значения, кто с ним играет, это придет позже…
Он смотрел мимо плеча Ирины на мальчика, который красную машину признавать не захотел и либо проносился мимо, либо просто, не видя, сбивал игрушку, и она отлетала в сторону.
Матрена, которой, наверно, было тяжело каждый раз вставать и ложиться, просто ползала за ним по ковру. Внезапно Серенька, видимо, довольно серьезно зацепился ногой за машинку, ему стало больно, он упал на бок и противно завыл. Один из охранников тут же подскочил к нему и сунул в руки зайца. Ребенок затих.
Матрена посмотрела на Зуева, тот кивнул, тогда она, укоризненно взглянув на охранника, забрала у Сереньки игрушку, и тот снова, уже успокоившись, отправился в свое путешествие. А Матрена, взяв со скамейки стаканчик с мыльной пеной, начала чередовать – пузырь, пузырь, машинка. Пузырь, машинка, пузырь. Машинка, пузырь, пузырь. На пятый или седьмой раз Серенька опять наткнулся на машинку, упал и заплакал.
– Зачем вы это делаете, Алексей Михайлович? – вступилась за сына Замковская. – Это же издевательство…
– Несколько дней назад мы, Ирина Николаевна, – Зуев вздохнул тяжело, сколько раз он уже пытался объяснить это, ну пусть даже не ей, – попробовали сделать так, чтобы ваш сын заметил, что мир существует. И сделали крохотный шажок в этом направлении. Сегодня мы хотим ему показать, что мир – разный…
– Но ему же больно…
– Не уверен. – Алексей покачал головой. – Я думаю, он плачет не от боли, а от разочарования, а это вполне человеческое чувство.
– Вы – очень жестокий человек! – почти выкрикнула Ирина.
– Наверное.
Он
