не шальной, не посторонний! —
Чужому нагрубишь, обидишь…
Черный диск оскалил хамское рыло с десятью нумерованными зрачками.
Что, изверг, торжествуешь?
Уверен, что сам закрутишься по воле шифрованной цифири?..
Ну-ну, заходило, заходило…
Захолонуло.
В одночасье помутиться можно.
В другой комнате – не так. Спокойней. Гипноз предметов. Неужели он есть?
Телепатия.
А то – телефония.
Время подходит.
Срок кончается через пять минут.
Пустоцветы ожидания полетят-полетят черными лепестками
в белое весеннее небо…
Ну уж, так ли красиво?
Это же – телефон.
Сводник.
Паскудник.
Жду звонка.
…ударит, серебристыми шариками раскатится тишина по углам, выпорхнут бабочки, затрепещут меловыми крыльями, осыпая пыльцу, и растворятся белесоватым видением в известковой бледности стен…
Показалось.
Жуть безмолвия, простригаемая золотыми усиками, шуршащими на белом циферблате.
Жду…
ПРОБУЖДЕНИЕ
Прийти к тебе, когда ты, сонная, поеживаешься, вытягиваешься, опять сворачиваешься и, хищно посверкивая из-под одеяла, с огоньком затаенной нежности в глубине, сужаешь болотца заспанных глаз.
Едва-едва зримо, почти призрачно рассыпаются в воздухе зеленые искры от твоего очнувшегося, последние заряды сна отдающего тела.
Потрескивают, зигзагами расходятся к потолку, стенам, электризуют воздух. Возвращаются, нежно пощекотывая. И все-таки приводят в чувство.
Капризная со сна, еще не отдающая никому отчета, поглаживая мятным языком припухшие губы, уже пытаешься что-то посильное совершить и потрясти изумлённый твоим пробуждением мир. Ну, например, обругать маму, или кого-нибудь близкого, поправившего (поправшего) одеяло. А потом долго выяснять причину злости…
Рядом бы – кого-то разнеживающего, ленивого, равнодушного. С твоим сознанием, но чужим, завораживающим телом. С таким наслаждение мыслью вторично, главное – насыщение мужеской, пусть и незнакомой тебе плотью как раз тогда, как раз в то мгновение, когда хочется, когда – хоть. Как в древних заговорах – хоть и плоть…
Через окно, сквозь пыль – пышные, «вкусные» лучи солнца. Суслоны света.
Атомы лени перезаряжаются, обретают упругость, восходящую ярость дня. Пылинки, попавшие в косой плотный луч, мощно прорываются из окна, из-за отдёрнутой шторы и нешумно проплывают сквозь кипень комнатного, ещё заполненного застоем сна омутного покоя.
Блуждающий сноп света сгрёб их, заставил вспыхнуть и плавно прокружить у самого лица. Только судороги выпадений за резкую кайму, и опять – овал. Микролюбовь мгновенного свиванья и развиванья.
