го сообщения сосед сверху, наконец, выключил свой громогласный приемник и закрыл окно.
Я никого не ждал в это утро, но раздался звонок, и я пошел открывать входную дверь. На пороге стоял бессмертный Порфирий Лавров Неунывающий собственной персоной – худощавая физиономия, слегка небритые щеки и вечная «неугасимая печаль» в «ястребином взоре». Как всегда подтянутый и молодцеватый, он улыбался так, будто весь мир ему задолжал и был обязан по гроб жизни. Эта улыбка не предвещала ничего хорошего. Лавров был в костюмной паре кремового цвета и белоснежной рубашке. Из-за его плеча выглядывали дымчатые очки и пушистая лысина Полковника. Я молча смотрел на незваных гостей. Пауза затягивалась.
После того, как он сгорел в междугороднем автобусе в марте 11-го года, Порфирий Лавров сделался невыносимым – по крайней мере, в общении со мной: злой, грубый, язвительный, плюс ко всему – как и в прежние времена – фантастически безжалостный.
– Пора тебе снова за «Полигон» браться, бездельник! – безапелляционно заявил он и бросил через плечо Полковнику: – Так, гомункулус? – Он толкнул меня в грудь и переступил порог. – Может, в гости пригласишь?
Следом за Лавровым в мою прихожую внедрился Полковник. Небольшой рост и неохватная талия делали его шарообразным. Выдающиеся достопримечательности тела покрывала длинная цветастая гавайская рубаха, из-под которой торчали такие же цветастые, но тоном погуще, бермуды – это штаны такие, недлинные. Ни дать ни взять, пожилой колобок, удачно избежавший в свое время острых зубов лисицы-сестрицы.
– Извини, что без звонка! – сказал Полковник, с трудом присел на корточки и принялся расшнуровывать кроссовки.
Троим в прихожей было уже тесно, и Лавров, так и не удостоив меня своим приветствием, не разуваясь, двинулся по коридору в кухню.
– Как думаешь, Полковник, созрел наш вечно начинающий писатель для нового «Полигона»? – спросил он, усаживаясь в кухне за стол и водружая на него пакет с надписью «Станем друзьями!». В пакете что-то мелодично звякнуло.
– А и то сказать, десять лет пишет – и никак не напишет! – слегка задыхаясь, отозвался Полковник, возясь со шнурками.
Наконец он, опираясь руками в коленки, с кряхтеньем поднялся и сбросил кроссовки в угол, – по-моему, так до конца и не расшнуровав. После этого он поправил большие дымчатые очки на блестящем носу и приветственно хлопнул меня по плечу:
– Ну, привет, каторжанин! Тапки дай.
– Привет! – Я тоже хлопнул его по плечу…
…Лавров и Полковник расположились за столом в кухне, а я принялся «накрывать поляну» – чем Бог послал. А в этот день Бог послал мне в холодильник…
Сколько же я с этим «Полигоном» намаялся в свое время – ни словом сказать, ни пером описать! Лавров и Полковник расхохотались мне в лицо, когда я им об этом напомнил. А ведь это с их слов и по их наущению принес я еще в 2000-м году заявку на этот треклятый роман в издательство «Олимп» и подписал договор с Соломонычем. Даже аванс получил, – сейчас уже не помню, сколько, – да только авансом все тогда и закончилось. Я писал вариант за вариантом, но редакция планомерно отвергала их один за другим. Им хотелось, чтобы это было нечто в духе романов Артура Хейли. «Аэропорт», «Отель», «Колеса» – вот чего хотела редакция. Замечу для любознательных, что первый вариант «Полигона» бралась экранизировать студия «Пигмалион» Сергея Ховенко, правда, тоже без особого успеха. Сдается мне теперь, что определенные силы уже тогда явно не хотели, чтобы история Лаврова и Полковника оказалась достоянием публики. Кстати, похожая на «Отель» книжка к тому времени вышла в «Олимпе» – детектив про гостиницу «Славянская», – и мне ее подсовывали как пример для подражания. Из подражания ничего путного не получалось, – история Лаврова и Полковника не укладывалась ни в какие рамки и заготовки. Она была как дикая кошка – эта история – и совершенно не давалась в руки. Сплошное мученье было писать этот «Полигон». И вот теперь – снова? На те же грабли? Да ни за что на свете!
– Ребята, нельзя дважды войти в одну и ту же реку, – начал я слабое сопротивление сразу после первой рюмки. – «Полигон» – это прошлое.
– Нельзя объять необъятное, – возразил Лавров, разливая по второй, – и нельзя бросать начатое. Полигон держит всех нас за глотку.
– Но ведь я уже пытался…
– Попытки без результатов ничего не стоят. Их все равно, что не было.
– Но они были! Два года жизни…
– Что такое два года в сравнении с вечностью?
– Тебе легко говорить, ты – бессмертный!
– А тебе легко жить! Все равно ни черта не делаешь… Давай заканчивай свой «Полигон»! К тому же он и наш с Полковником тоже. Разница в том, что мы его пережили на собственной шкуре, а тебе надо только написать.
–
