сном, вернее, делала это мама, папа, в лучшем случае, мог потрепать по волосам или больно ущипнуть за щёку, ему казалось, что этого достаточно. А тут такой поток восторга и нескрываемых чувств от человека, которого Лиля успела за прошедшие тридцать с лишним лет не просто разлюбить, а забыть. Но его письма… Они сводили её с ума:
"…Я обожаю тебя не потому, что ты такая красивая, сексуальная, притягательная, головокружительная, всемогущая в любви, я это только могу себе представить, ведь я тебя не видел и не слышал. Не в этом дело. Я тебя воспринимаю, как родственную душу, мне понятны все твои мотивы, не осуждаю ни один твой поступок, понимаю и разделяю твою бескорыстную доброту к людям, твою ненависть к глупцам, думающим только о себе. Уверен, что секс не хуже церкви. Как принято считать – первые падшие, вторые вот-вот вознесутся. Секс, о котором ты пишешь возник из-за того, что люди решили, что это некое таинство, которое нужно так спрятать, чтобы выглядело, будто его не существует вовсе. Тебе не в чем оправдываться или говорить, что ты наказаны за что-то. Мне стало легче, я сказал тебе, в основном, что хотел. Остаётся надеяться, что не навредил тебе своими откровениями. Ты достойна настоящей любви. Моя мечта – встретиться с тобой. Когда угодно. Где угодно. Только скажи…"
И утраченные чувства вернулись. Так же, как и в детстве, бешено заколотилось сердце от предвкушения этой встречи. Лиля назначила её на воскресенье, и была уверена, что не ошиблась, дав согласие. Она уже забыла, что такое макияж и маникюр, а из причёсок предпочитала тугой конский хвост.
– Иди в салон, – почти приказала Валентина Степановна, когда узнала о предстоящем свидании.
– Мне стыдно, – чуть не плача произнесла дочь.
– Стыдно было не ходить раньше.
– Но мне не нужно было всё это, – Лиля посмотрела на свои обгрызанные ногти. – Так гораздо удобнее печать.
– Никаких отговорок. Если хочешь, пойду с тобой.
В кои то веки её было приятно смотреть на своё отражение в зеркале. Да, немножко полновата, не молода уже, но хороший макияж, причёска и красивая одежда сотворили чудо.
Лиля снова пришла чуть раньше, чтобы понаблюдала со стороны; вот он вошёл в кафе, всматриваясь в лица посетителей, уселся на летней террасе за столик, который она забронировала ещё вчера, заказал шампанское и попросил официанта принести вазу для цветов. Огромный букет алых роз был просто фантастическим. Она обожает алые розы.
Было видно, что Гена волнуется, он постоянно посматривал на часы, ёрзал на стуле и вертел головой по сторонам, выискивая ту, которую ждал. Лиля подошла сзади, и взявшись рукой за спинку пустующего стула, игриво произнесла:
– Мужчина, позволите присесть за ваш столик?
Гена повернулся, бросив мимолётный взгляд на неё. Это был совсем не тот взгляд, который она ожидала увидеть. В нём было какое-то равнодушие и даже презрение.
– Здесь занято, – грубо буркнул он, продолжая разглядывать дам, входящих в кафе.
И только сейчас, получив эту оплеуху,
