ко рту и замер.
– Дэвид. Я хочу узнать, то есть мы хотим узнать, спросить, вернее, мы с твоей мамой, ни за чем, просто так, в общем-то, просто чтобы быть в курсе, ну да, кхм. Что я хочу сказать. Ты не гомосексуал, а?
Джастин засунул ложку в рот и затем положил обратно в миску. На другом конце стола его брат сосал абрикос.
– Не-е-е-е-ет! – рассмеялся малыш и выразительно замахал руками, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Если да, то мы с твоей мамой хотим, чтобы ты знал – это не страшно.
Джастин прожевал, потом проглотил.
Его родители переглянулись.
– Ну так как? – встревоженно спросила мать.
Джастин поднял глаза, словно впервые ее увидел:
– Что – как?
– Так ты… – Она покраснела. – Ну…
– ГО-МО-СЕК-СУ-АЛ? – не выдержав, проорал отец.
Джастин снова поднес ложку ко рту и задумался над вопросом. С полной ложки, зависшей в воздухе, капало молоко. Гомосексуал? Такое ему в голову не приходило. Наверное, это вполне возможно. Все возможно.
– Насколько мне известно, нет, – сказал он наконец.
Отец с шумом выдохнул и вернулся к газете.
– Какое облегчение, – фыркнул он. – Мало нам других забот, не хватало еще сына-педика.
8
Занятия в школе начались во вторник.
Ровно в семь утра радио вырвало Джастина из сна. Он вскочил как ошпаренный, внутри потревоженного тела гулко пульсировала кровь. Все лето он не вставал раньше полудня.
Недовольно ворча, он потыкал в кнопку сброса будильника, пока шум не прекратился, и снова провалился в глубокий сон. С четвертой попытки он сел в кровати, протянул руку и отдернул одну штору.
Шел проливной дождь.
Из окна своей спальни он едва различал дорогу за мутным потоком воды. Он вздохнул и с такой же радостью, с какой червяк смотрит в разинутый клюв, подумал, что ему предстоит очередной школьный год. «Было бы здорово, будь у меня собака», – подумал он и запустил руку под кровать в поисках новой рубашки с огурцами и белых холщовых штанов.
Джастин встал, одну руку продел в рукав, пока другая безжизненно болталась вдоль тела. Ему вдруг пришло в голову, что если сегодня он войдет в школу под новым именем, в новой одежде и с собакой – самой изысканной, элегантной борзой на свете, – тогда у него будет шанс выжить. Но у него нет борзой, а вероятность заполучить ее до восьми тридцати трагически мала. Уже десять минут девятого.
Он попрощался с матерью, подхватил Чарли с пола и покружил, пока тот не завизжал от восторга. Затем он пожал руку отцу и двинулся навстречу своей судьбе.
Мысль о собственной собаке, пусть даже воображаемой, немного утешала его. Он несколько раз останавливался под моросящим дождем, пока шел свои полмили до школы, чтобы его пес мог обнюхать фонарные столбы, деревья, мертвых птиц.
