поднос. Из потерь: чуть-чуть расплескался суп, – ничего, не велика беда. Можно сказать, что легко отделался.
Мысли, меж тем, возвратились к Марии. Место напротив неё по-прежнему пустовало, и Герберт подумал о том, что, возможно, ему стоит сегодня подсесть к ней. Идея показалась неплохой, и он, кивнув родителям, идущим с подносами неподалёку, направился к Марии. Отец проводил его несколько недоумённым взглядом, однако вслух ничего не сказал.
«Не страшно, – подумал Герберт. – Я-то на своих родных ещё вдоволь насмотрюсь, а вот она…»
О том, что Мария потеряла свою семью, Герберт не знал наверняка. Они, на самом деле, и не разговаривали-то ни разу – даже имя девушки Герберт услышал случайно на входе в Трапезную. Такой вывод он сделал по тому, где она сидела: за одним из самых дальних столов. Строгого разграничения по тому, кто и где должен сидеть, в Убежище не было, – и это был один из немногих клочков свободы, доступных жителям, – однако за дальними столами, как правило, сидели одиночки – те, кто, по воле обстоятельств, спасся, но лишился при этом близких.
Предполагалось, что катастрофа, обрушившаяся на человечество, должна сплотить людей, однако Герберт предполагал, что пройдёт ещё немало времени, прежде чем такие, как Мария, перестанут чувствовать себя отщепенцами.
Прежде чем они ВСЕ перестанут себя так чувствовать.
– Привет, – сказал Герберт, ставя поднос на стол.
Мария даже не посмотрела в его сторону – пустой взгляд был устремлён куда-то вдаль.
Герберт увидел, что под глазами её залегли синяки, а лицо выглядело вблизи ещё бледнее, чем казалось издалека – на фоне чёрных волос это было особенно заметно, – и вот тут-то ему стало стыдно за свои утренние мысли. Но секунду ему захотелось уйти, показалось, что принятое решение было ошибкой, однако он понял, что забрать поднос и скрыться сейчас было бы ещё более глупым жестом, поэтому остался.
– Не очень-то здесь кормят, – выдал Герберт первое, что пришло ему в голову.
Снова никакой реакции. Теперь парень заметил, что еда перед Марией была не тронута, и решил сменить тему:
– Да и вообще, атмосфера здесь та ещё… Всё как будто давит…
Он понимал, что несёт какую-то чушь, однако не сдавался:
– Может, поэтому мне снятся какие-то странные сны. Знаешь, я вижу, будто я летаю, а вокруг – лес, и…
– Везёт тебе, – впервые подала голос Мария.
Герберт тут же сбился с мысли:
– Что, прости?
– Ты видишь сны. А значит, ты можешь спать, – пояснила Мария, по-прежнему не удостаивая Герберта взглядом.
Внезапно за спиной Герберта раздался звон бьющейся посуды.
– Твою мать!!!
Парень обернулся.
Он увидел, что неподалёку от раздачи лысеющий мужчина с брюшком, заметным даже через бесформенную робу, уронил свой поднос. Бульон забрызгал его брюки, а пюре комками стекало с ботинок. Вокруг валялись осколки.
– Он просто выскользнул у меня из рук! –
