домой и увидел, что там немецкие офицеры. Что мне оставалось? Я бродил по улицам. Как и многие другие. У нас ничего не было.
– Знаю, – сказал Панос. – Повсюду раненые солдаты, и даже они живут на улицах.
– В итоге я стал искать место для ночлега, а люди подсказали мне, что в этом районе пустуют дома.
Он замолчал.
– Я понял, почему так случилось, когда пришел сюда несколько дней назад. Но я нуждался в крыше над головой. Сейчас холодно. Чертовски холодно…
Темис молча слушала и всхлипывала. Разговор поддерживал Панос.
– Вам незачем оправдываться.
– Я Маноли, – представился мужчина и вымученно улыбнулся.
– А я Панос, это Темис. Ее подругу звали Фотини. Как вы понимаете, она жила здесь…
– Да. Темис, мне жаль вашу подругу. Ужасное, ужасное время.
– Мы не знаем, вернется ли мать Фотини. Не знаем, что случилось с ней. Но если она объявится, не передадите ли вы ей, что приходила Темис Коралис?
– Конечно. Правда, я не знаю, надолго ли останусь здесь. Я хочу снова сражаться. Как еще избавиться от этих мерзавцев?
Наступила тишина. Панос порылся в кармане пальто и вытащил табак. Темис знала, что брат курит – от него шел запах табака, – но где брат его взял, оставалось для Темис загадкой.
Он скрутил сигаретку и передал Маноли. Тот расцвел, словно ему вручили мешок золота.
Панос скрутил себе еще одну и подался вперед.
– Мы можем кое-что сделать, – еле слышно продолжал он. – За кулисами, если вы понимаете, о чем я.
Похоже, Панос решил довериться этому человеку. Опасно признаваться, что ты участвовал в шпионаже и Сопротивлении, но чутье говорило ему, что он встретил соратника. Маноли сражался в Албании, рискуя жизнью, а в награду получил нищету и пристанище в чужом доме. На его лице читались ярость и отчаяние.
Темис следила за тихим разговором мужчин, переводя взгляд с одного на другого, но ей не терпелось уйти отсюда. Ей было невыносимо сидеть в этом доме, где больше нет ее подруги. Пока брат и незнакомец строили планы, Темис подошла к кровати. Возле нее лежал портфель Фотини.
Кирия Каранидис могла вернуться, не стоило забирать его, но Темис отчаянно хотелось иметь что-нибудь на память о Фотини. Девушка провела рукой по гладкой коже. Возможно, внутри есть вещица, пропажу которой не заметят? Темис расстегнула портфель.
Там лежала потрепанная тетрадь. При виде аккуратного почерка Фотини на обложке, ее имени, класса и названия школы у Темис сжалось сердце. Открыв тетрадь, она прочла несколько стихотворных строк, которые Фотини, должно быть, переписала вопреки запрету матери. Они были из поэмы Рицоса «Эпитафия».
Все знания, чувства и чаяния Фотини пропали даром. Но вдруг они теперь существуют где-то еще? Впервые за шестнадцать лет Темис столкнулась с хрупкостью жизни.
Темис сунула тетрадь под пальто, прижимая к сердцу. Она не станет смотреть все сейчас, но со временем перевернет все страницы до одной и прочтет каждое слово.
Подняв голову,
