да.
С пластиковым подносом возвращается Марина.
МАРИНА. Вот вам яблочная, вишневой не было. И запеканку, берите-берите. Я знаю, чем вас там кормят. Я себе тоже взяла. Вкусно?
МОИСЕЙ. Вкусно. Марина, я в интернате команду футбольную собрал. Мы играть хотим.
МАРИНА. Запеканка какая-то несоленая, да?
МОИСЕЙ. Главврач не одобряет.
МАРИНА. Моисей, мне ваша подпись нужна, что вы не против использования интервью в научных целях.
МОИСЕЙ. Я больше не хочу сады красить.
МАРИНА. Что?
МОИСЕЙ. Не буду больше сады красить.
МАРИНА. А, это. Так и не придется. Институту на будущий год грант на исследование не дали.
МОИСЕЙ. Как не дали?
МАРИНА. До конца месяца доработаете и все.
МОИСЕЙ. А если я просто так ходить буду?
МАРИНА. Куда ходить?
МОИСЕЙ. Куда-нибудь. На работу.
МАРИНА. Под вас же специально места рабочие выделяли, просто так вас кто возьмет? В смысле… Может, конечно…
МОИСЕЙ. Давайте вы еще какое-нибудь расследование придумаете.
МАРИНА. Я не только людьми с амнезией занимаюсь, бумажной работы у меня знаете сколько? Я диссертацию, между прочим, пишу.
МОИСЕЙ. А мне что теперь в смысле?
МАРИНА. А что вам? В интернате лежать, вспоминать.
МОИСЕЙ. Так вы же сами говорили, что когда работаешь, лучше вспоминается?
МАРИНА. Говорила. У вас же там есть работа.
МОИСЕЙ. Есть. Шить носовые платки.
МАРИНА. Ну и отлично.
МОИСЕЙ. Марина, а вы носовыми платками пользуетесь?
МАРИНА. Я как-то не задумывалась.
МОИСЕЙ. Вот и я не пользуюсь.
МАРИНА. Слушайте, Моисей, ну что я сделаю? Ну вот так. Хотите, я действительно с главврачом поговорю про футбол?
МОИСЕЙ. Не хочу уже.
Марина вздыхает и впивается зубами в слойку.
Глухая темнота. Чья-то невидимая рука включает свет – противно-голубой. Моисей открывает глаза, щурится от боли, закрывает лицо рукой. Начинается копошение – другие скрипят пружинами кровати, издают гортанные звуки, зевают. Моисей опять открывает глаза, смотрит долго-долго на потолок, на знакомую щербинку, напоминающую голову пса. Спускает ноги с кровати, задевает неприятно холодный ламинат, влезает в тапки. Встает. Поворачивается к голому, без штор, окну – он к нему ближе всех. В окне отражается лампа, но если сильно постараться – можно увидеть дым мусоросжигательного завода. Моисей старается. Непрерывно, как время, идет этот дым из труб – вот и сейчас.
Лечебно-трудовая мастерская. Тусклый свет, на полотке трещат старые длинные лампы. Голубые волнистые шторы едва прикрывают окна, стянутые решетками. Напротив висит пробковая доска, которую украшают радостная аппликация из цветного картона «Наши работы» и пригвожденные
