вбежали в дом. Отца не застали, бабушка Саны без предисловий ввела в курс дела: мать погибшего не хочет привозить сына из морга домой, чтобы омыть и прочитать положенную молитву, парня омоют в морге, положат в гроб, оттуда повезут на кладбище. Несчастная мать помешалась разумом, твердит: «не показывайте его мне, не поеду на кладбище, мой сын жив». Не может простить сыну, что погиб. «У женщины большое горе, не приняла его еще, – это бабушка нам сказала, – а папа с похоронами бегает». Бабушка всучила платок Сане, который та беспрекословно повязала. Побежали обратно к такси, мы попросили водителя задержаться, помчались в морг. Водитель высадил у похоронной конторы. Отдельно от убогого офиса похоронной конторы стояло, тоже одноэтажное, здание морга, напротив морга неказистый магазинчик. Отец Саны метался в этом треугольнике между конторой, моргом и магазинчиком. Он покупал рубашку, венки, гроб, договаривался с дежурным муллой об отпевании, с водителем автобуса.
Мы прибыли вовремя. Набившиеся во двор люди стояли двумя кучками. Никто не плакал, тихо переговаривались, ждали. В одну кучу сгруппировались наши, во вторую – родственники почившего старика. В морге на цинковых столах лежали рядом старик семидесяти шести лет и двадцатидвухлетний юноша. Проживший долгую жизнь мужик и парень, который только начал жить. Нарочно положить рядом – не сочинишь. Жизнь легко их соединила.
В реальность гибели парня не верилось, пока из морга не вышел Оксанин отец с большим пакетом от «Магнита». Он присел на корточки, сжимая прозрачный пакет. Сквозь пленку была видна одежда: джинсы, кроссовки, что-то еще. По этому пакету все поняли, смерть парня – не сон, не ошибка. Кроссовки с парня сняли, положили в «Магнит». Чудовищно тяжело видеть такое. Защипало в глазах, заныло в груди от безысходности. Чуда не будет, парень не выйдет из убого здания на своих ногах.
Раздался вопль, закричала пожилая женщина. Маленькая ростом, она оперлась руками на чью-то машину, зашлась в плаче. Долетел шепоток: «бабушка». Её окружили, в полголоса утешали. Женщина продолжала истошно кричать: «Не могу терпеть. Стыдно! Я, старая, живу, внук умер. Я, я должна была умереть. Мне стыдно жить!» От её слов стыдно стало всем: он умер, мы живы. На его месте мог быть любой, выпало ему. За что? За то, что хороший? Невезучий с детства? Рыдания бабушки приглушила начавшаяся суета, это вынесли и увезли старика. Одна партия стоявших возле морга людей растаяла.
Подъехал дребезжащий желтый ПАЗик. Из дверей морга вынесли полугроб, гроб без верхней крышки, накрытый зеленым покрывалом, внесли в автобус. Следом в машину поднялись отец Саны, мулла, трое молодых мужчин, видимо, родственники парня, может, друзья. Автобус тронулся, за автобусом тронулись четыре легковушки, куда расселись ожидавшие выноса парня незнакомые нам с Саной люди. Площадка перед моргом опустела. Сана вызвала такси. Таксист «въехал» в положение, догнал процессию, пристроился в конце.
Новое кладбище находится за городом, но в принципе, недалеко.
