и взорам открывалась огромная выеденная рана на месте брюшной полости. – А кто она, известно?
– Её звали Тира, жрица из Храма, шла с вечерней службы, – откликнулся стоящий чуть поодаль старший караула, высокий, статный мужчина лет сорока пяти. Он был одним из тех, кто нашёл тело и первым кто его осмотрел.
– Странные раны, – произнёс Мастер Эндрю, поворачиваясь к королевскому лекарю; женщина была мертва, помощь ей уже не понадобилась и поэтому немолодой, располневший в последнее время врачеватель даже не открывал кожаный футляр со своими инструментами.
– Если не сказать большего. Точно такие же повреждения были и на телах остальных несчастных. Кожа разрезана чем–то чрезвычайно острым и вместе с мышцами задрана вверх, словно рубашка до уровня шейных позвонков. Видишь эти точки на позвоночнике? Кто-тоили что-то высосало из них жидкость до последней капли. За свою жизнь я видел много ужасных смертей, но такое на моей памяти впервые, – лекарь вздохнул, а потом, достав из ручной клади небольшой кожаный мешочек с вином сделал хороший глоток. Как понял Мастер Эндрю по румянцу на его щеках уже не первый за это утро.
– Это ты так сразу можешь сказать? – недоверчиво спросил он, глядя в лихорадочно блестящие глаза старого знакомого.
– Да тут и говорить нечего – позвоночник пуст, как мой мешок, а эти раны точно такие же, как и у остальных, – перевернув свою фляжку, доктор грустно смотрел как, сорвавшись, летит вниз последняя капля тёмного, словно кровь хмельного напитка. Мастер Эндрю и сам с радостью выпил бы пинту эля, но ему в отличие от приятеля нужна была ясная голова.
– Но кто мог сделать такое, Марк? Лютый зверь? Но нет в Добробране таких зверей, тогда кто, человек? Но, как и зачем?
Это был даже не вопрос, а крик души старого солдата, сочувствовавшего растерзанным бедняжкам и не способного уберечь от беды следующих жертв. А в том, что они будут, начальник городской стражи уже не сомневался – всё, что он мог сейчас, это сторонним наблюдателем разглядывать убитых и от собственного бессилия у него на душе становилось ещё гаже. Между погибшими не было абсолютно никакой связи: убитые со звериной жестокостью женщины происходили из разных социальных слоёв, не были знакомы и не имели ничего общего.
– Я вот тоже всё думал, думал над этим, – проворчал лекарь, со злостью разглядывая пустую флягу в своей руке, – но понять так и не смог. А человек ли это?
***
Полумиллионный город загудел, как растревоженный улей; началось всё с базаров и уличных сборищ. Давние знакомцы уже с опаской смотрели друг на друга, всеобщая нервозность и подозрительность опасной инфекцией охватила Добробран, а самые осторожные уже стали отправлять свои семьи подальше от городской черты. На рынках, в корчмах, питейных забегаловках, постоялых дворах только и было что разговоров об жутких расправах, а люди всё больше сходились во мнении, что это дело рук северян.
– Убить
