зрелище. Волколаки в таком боевом построении, о каком ни разу не удавалось услышать, ни уж тем более услышать.
Где два, где три человека с небольшим разрывом в три-четыре больших шага от другой такой же группы. Вместе они образуют довольно обширный полукруг или даже полноценный круг, не могу разглядеть до конца.
Хотя на людей они не были похожи ни в коей мере. Двое здоровых волков с шерстью таких цветов, каких у обычных волков никогда не будет. И, где есть, по одному здоровому прямоходящему полуволку в середине, похожи на Михаила. Огромные кто-то в полтора, а кто-то в два человеческих роста когтями словно кинжалы, которые, не сомневаюсь, не уступят лучшей стали ни в прочности, ни в остроте.
Но даже при всём их грозном виде нельзя не заметить их потрёпанный вид, у кого-то в достаточной близости от меня видны кровоточащие раны, у одного даже вытащенное наружу сломанное ребро. И всё же, казалось, при столь ужасающих на вид ранах они стоят. Стоят твёрдо дружно, и не думая упасть от боли или усталости. Их несокрушимая воля прямо витает в воздухе, пробуется на язык, входит в грудь – придаёт сил. И вот травмы уже не столь плачевны, раны кровоточат всё меньше и меньше, даже ребро медленно, но верно встаёт на место.
Конечно, здесь множество мёртвых тел разорванных на части с неистовой страстью, дабы восставшие единожды не смогли повторить этого вновь.
– Сюда! – кричит Ольга в направлении леса.
Не медля, я следую за ней, обернувшись, последний раз, замечаю почти скрывшуюся кость в шерсти волка.
– Сюда, я здесь. – Зовёт Ольга, когда я спустился в тень холма.
Она оказалась рядом с тройкой оборотней, причём все в полуволчьих обличиях.
Не успеваю к ним подбежать как средний из них, причём самый мелкий даже среди великанов, направляет на меня меч с такой скоростью, что мне едва удаётся остановиться, прежде чем острие дошло до горла.
– Тебе предстоит объясниться, прежде чем они нападут вновь иначе, МОЛЧАТЬ!!! – выкрикивает он в сторону напарников. – Иначе клинок окажется в твоём горле по самую рукоять.
Да чтоб тебя, что нашло на этого полоумного?
Из горла Владимира раздаётся рык.
– Лучше начинай говорить пока…
– Да что тут говорить, в чём вообще ты меня обвиняешь? – Голос слишком опешивший. Плохо. Больше твёрдости, меньше чувств. – Почему они напали на меня? Так может, потому что они напали на лагерь в целом, а я, по их мнению, был лёгкой добычей. – Твёрже, надо твёрже.
Самым краем кончика меча Владимир вгрызается в горло, и по кадыку стекает струйка крови – я не дёргаю даже бровью.
– Не убедительно.
– Хочешь, чтобы было убедительно или правдиво?! – не отводить взгляд. – Я не знаю, почему они набросились на целый лагерь оборотней? Если это месть их предводителя, значит он глупец!
Стоп
