с удовольствием накинулась на еду, сказав, что и правда проголодалась. Она похвалила нашу готовку. От еды и у меня улучшилось настроение. Ливень прошел, и мы сидели на пороге ее дома. Я смотрел в конец улицы, обрамленной ветвистыми деревьями, а потом от колеса автомобиля отвалилась тень собаки. Мирта спросила, что меня расстроило, и я пересказал свое видение во время нашего танца.
Я признался Мирте, что вернулся в Буэнос-Айрес, чтобы встать на землю обеими ногами, а не балансировать между прошлым и будущим, как акробат на канате. Мой рассказ пускал корни и ветвился, а Мирта слушала, куря сигарету за сигаретой, и в конце улыбнулась:
– Ты слишком много думаешь. Возьми то, что жизнь тебе предлагает сейчас. – она говорила мягким, совершенно неопасным тоном, и я обнял ее. Она шутливо оттолкнула меня и ушла в дом.
Я вернулся к своим заметкам. Какое-то время мне работалось легко, но затем я отвлекся, размышляя над поведением моей подруги. Прислушавшись к тишине в доме, я позвал Мирту, но она не ответила. Я пошел ее искать, однако Мирты нигде не было.
Почему-то я вспомнил, что раньше у нее жила кошка, но не нашел даже миски для еды. Эта маленькая деталь заставила меня вновь встревожиться. Я снова позвал Мирту по имени, и она отозвалась откуда-то издалека. Я шел на звук ее голоса, удивляясь тому, как странно выглядят коридоры и комнаты дома в полумраке.
Моя подруга сидела в мастерской на втором этаже, склонившись над столом, который был заставлен какими-то склянками. С потолка на тонких нитках свисали пучки трав и сухих цветов. Стол освещался тусклой лампой. Только сейчас я заметил, как стемнело вокруг. Мирта со смехом сказала, что я попадаюсь на один прием – прихожу, когда на меня не обращают внимания.
Я начал оправдываться, что увлекся работой над книгой. Она повернулась на стуле и внимательно посмотрела мне в глаза. Она спросила, зачем я занимаюсь этой ерундой. Я вспыхнул и стал защищаться. Мирта покачала головой:
– Если не перестанешь, я тебе врежу. Ты то любишь свою книгу, то потом ничем не доволен.
Не видя причин для ее выпада, я признал, что слишком переживаю из-за своих заметок и что, вероятно, мне нужно отвлечься.
– «Я, я, я!» – меня тошнит от того, что ты говоришь только о себе. Как будто вокруг больше никого нет. – Она сделалась какой-то грубой, с расплывшимся лицом. – Я чувствую, что одна в доме. Словно, когда ты садишься за книгу, я умираю.
Я напомнил Мирте, что мы танцевали и готовили еду вместе. Она выслушала меня и сказала:
– Твой испанский ужасен. Я не разобрала ни слова… Ты не понял самого главного. Ты не берешь того, что дает тебе сама жизнь.
Я сказал, что она, очевидно, влюблена, и жаль, что у меня нет ответных чувств к ней. Мирта заплакала. Я добавил, что мне лучше уехать. Она заплакала еще сильнее и промычала, что я все делаю наоборот, что мне плевать на нее и что я бросаю ее в беде. Я стал утешать подругу, гладить ее по голове и плечам. Тело Мирты
