она голову, пряча улыбку на губах.
Юл-Кан оказался дома, вернее, в большом шалаше, сплетенном из ветвей, стеблей лиан, что стоял на берегу Лудана под раскидистым взлохмаченным илакузаном. Ихлак спал, видимо, утомился от непривычного двухдневного буйства и от избытка впечатлений, но, едва заслышав ее шаги, тут же проснулся.
– Шалкай! – просиял он. – Что ты делаешь здесь?
– Как это что? – округлила та глаза. – Я прилетела к своему большому другу в гости, а ты спрашиваешь, что я делаю здесь? Видимо чрезмерные развлечения плохо подействовали на тебя.
– Я не хотел обидеть тебя, Шалкай. Я очень рад, что ты пришла в мой дом, но ты говоришь правду: эти два солнца и две луны похожи на сон, и я до сих пор в их плену. – Тут его взгляд упал на вошедшего в хижину белоснежного лонга, который, как ни в чем не бывало, сел у ног империты и с любопытством взглянул на ихлака озорными умными глазами.
– Истан! – просиял он еще больше. – Сколько времени я тебя не видел, малыш, а ты уже успел подрасти, как молодое дерево! – Юл-Кан потрепал его по загривку, а тот «улыбнулся» ему, растянув пасть, потом посмотрел на хозяйку: не ревнуешь ли? Но Дели лишь засмеялась, взглянув на его хитрую довольную морду.
Империта нашла Истана в зверинце оккоя. Тот равнодушно и безразлично лежал в просторной, снабженной всем необходимым, клетке, тоскливо глядя на огромный незнакомый ему мир, раскинувшийся за прутьями его тюрьмы. Кормушка была полна и нетронута. Но, едва завидя Дели, едва издалека почуяв ее запах, узнав шаги, он бешено бросился на державшие его стены, радостно рыча еще тонким голосом.
Лонг заметно подрос, несмотря на вялый аппетит, но оставался все тем же непоседливым, любопытным белоснежным клубком с огромными желтыми глазами. Как он прыгал, носился, порыкивал вокруг нее, когда Дели выпустила его на волю, словно всем своим видом говорил: «Ну, наконец-то ты пришла, хозяйка, я так долго ждал! Почему ты оставила меня, своего преданного и преданного Истана? Больше не делай так, иначе я могу разозлиться и обидеться!»
– Юл-Кан, полетели на водопад Санайль! – задорно воскликнула империта. – Такой красоты ты точно не видел! Мы ведь выиграли эту поездку, помнишь? Будем целые сутки купаться, любоваться, валяться на солнышке, разговаривать! Знаешь, как это здорово! Согласен?
– Согласен, – просто ответил тот, и они вышли из хижины.
День был отличный, просто-таки созданный для отдыха, прогулок и ничегонеделанья. Живописные берега, обрамляющие синие воды Лудана, поросшие влаголюбивым чаккором60 с длинными обвислыми листьями, убегали по широкой дуге куда-то на юго-восток. А дельта реки пестрела глазками всевозможных диких цветов: вегены, альды, наинии, яллы, хирконы, кареаны, эготы. За спиной возвышались окраины Орфиса и несколько одиноких домов за чертой города. Где-то там был и дом трайда, но Дели поспешила забыть об этом, сказала:
– Летим! – и побежала к эстелу, за ней, не отставая, помчался лонг.
Перед ними был водопад Санайль
Чаккор – кустарник, растущий подле водоемов. Произрастает только на Деллафии.
