Пик, а слева – безграничный океан, переливающийся на солнце оттенками бирюзового цвета. Густой естественный свод не давал прорваться туда, наверх и Маша уже начала раздражаться, как ангельский голос настойчиво и с тревогой спросил её:
– Сударыня! Вы можете идти?
– Зачем идти? – удивилась Маша. – Ведь лететь быстрее и приятнее…
Но голос не унимался:
– Сударыня! Надо идти!
Кто-то сильно дёрнул её за плечо, картинка перед глазами кувыркнулась и Маша вернулась на негостеприимную землю…
– Сударыня очнитесь же! – настойчиво повторял голос и чья-то рука упорно ее трясла.
Маша с трудом разлепила глаза и в пяти вершках от своего носа увидел лицо того самого третьего «злодея», который последним прибыл на поле битвы. Удивительно, но лицо его кардинально отличалось от флибустьерских рож контрабандистов и, что еще более неожиданно, говорил он на чистом русском без какого-либо намека на акцент.
– Вы кто? – только и смогла пролепетать девушка, пытаясь сложить в голове хоть какую-то мозаику из обрывков текущей информации.
– Мичман русского императорского флота, к Вашим услугам, сударыня, а моя фамилия вряд ли добавит вам какой-либо ясности. Предлагаю продолжить знакомство в более спокойном месте, а то сюда с минуты на минуту может нагрянуть местная жандармерия…
– А как же эти?… – спросила, было, Маша, но, приподняв голову и увидев еще два распластавшихся на мостовой тела, только кивнула. – Да-да, конечно…
– Я наблюдал за вами все три дня, когда вы приходили в порт, но так и не догадался, что или кого вы ищите, – промолвил мичман, когда последние огни Коломбо растаяли за спиной, и их двуколка покатила вдоль бесконечных чайных плантаций. – А когда узнал, точнее когда подслушал разговор контрабандистов насчёт вас, предупреждать уже было поздно, надо было спасать… Хотя, вы бы и сами неплохо справились, если бы не досадная осечка. Где так хорошо научились стрелять, Мария Александровна?
– На войне, – коротко ответила Маша, чувствуя, как её отпускает держащий в напряжении шок и всё тело начинает бить крупная дрожь.
– Это было весьма неблагоразумно, – покачал головой мичман, – обращаться за поддержкой к столь сомнительным личностям.
– А я… да Вы… да что Вы вообще возомнили! – почти выкрикнула девушка, после чего голос перехватило, по телу пробежала судорога и она упала на облучок, заходясь рыданиями. Всё напряжение последних месяцев, вся накопленная боль и усталость, казалось, вырвались одномоментно наружу, ломая её тело и обжигая адским огнем душу.
Мичман остановил двуколку, сошёл на теплое шоссе, сделал два шага к обочине и нервно закурил сигареллу. Постоял, не спеша и со вкусом втягивая в себя табачный дым, запрокидывая голову каждый раз, когда его надо было выпустить наружу… Прислушался, понял что рыдания стихают,
